Архив номеров: 2008 год, выпуск № 6 (54)

Сердце болит при виде многострадальной Родины нашей — вымирания народа, безпризорных детей, разрушенных деревень и сел, пустующих полей. Отступили мы от заповедей Христовых и пожинаем горькие плоды этого отступления. По-человечески сил для возрождения нет. Но с Божией помощью все возможно!

Крестным ходом пойдем по родимой земле, чтобы вместе всем молиться горячо за Россию, чтобы вновь пробудилась в нас горячая вера предков, создавших великую православную Державу, чтобы прекратилось вымирание народа, закончилась смута в наших сердцах, умах, в нашей жизни. Чтобы вместе всем из глубины сердец просить Бога, Матерь Божию, родных русских святых о спасении России, народов наших, об укреплении нашей страны, которую единственную в мире называли святой, называли Домом Пресвятой Богородицы.

С IV века мир изменился, и ныне Церковь живет своей жизнью, а мир – своей. Сегодня на пасхальной седмице не прекращается торговля, не закрываются рестораны, не исчезают шумные сборища, не наступает молитвенная тишина. И даже многие из тех, кто считает себя верующими, смотрят на Пасху лишь как на повод повеселиться.

Святейший Патриарх Алексий призывает: «Свидетельство миру о Христе становится сегодня нашей главной задачей... Настоящих… воинов Христовых мы сможем воспитать тогда, когда будем звать их вместе с собой на подвиг…»

И пробуждаются люди. Все чаще и чаще мы слышим слова: «Для спасения России нужен духовный подвиг». Подвиг не одного или нескольких великих подвижников, молитвенников, но подвиг народа, подвиг русских людей, видящих масштабы разрушений, масштабы нашего греха (источника всех бед), горячо любящих Россию и жаждущих ее спасения.

Многодневные крестные ходы — это прекрасная возможность совершить свой малый духовный подвиг, вступив в активную борьбу со своим личным грехом, вместе с тем помолиться усиленно за ближних своих, за Россию; это прекрасная возможность внести весомую часть своего главного, молитвенно-покаянного вклада во спасение дорогого нам Отечества.

Крестные ходы проводились всегда на Руси для одоления стихийных бедствий, катастроф. Русский народ с покаянием и верой шел крестным ходом. Так было и перед битвами на Куликовом поле и Бородино, и в дни Смутного времени при Минине и Пожарском, во времена всех исторических испытаний и даже в годы Великой Отечественной войны.

Крестным ходом «Под звездой Богородицы» пойдет, верим, множество людей — священников, монахов и мирян, братьев и сестер, людей разных сословий и возрастов — эта собранная со всей России духовная делегация к Богу. Чтобы вместе, совершая духовную эстафету (от одной группы идущих к другой), пройти весь путь, пронести святыни, вместе помолиться за нашу любимую Родину.

«Присоединяйтесь к крестным ходам «Под звездой Богородицы». Это наше общенародное дело!»

Крестный ход — это покаяние. Покаяние, охватывающее людей при соприкосновении с крестным ходом, достигает порой исключительной силы!

Ныне наш народ утратил истинный дух Христов и смысл своего существования на земле, потому вымирает. И это величайшее из бедствий. Встанем же в ряды крестных ходов, чтобы, помня слова Святейшего Патриарха, призывать на помощь Господа, Богородицу, святых. Чтобы огнем нашей веры, молитвы выжигать всякую нечистоту в наших сердцах, в нашей жизни и наполнить жизнь делами истинно добрыми, спасительными. Чтобы с помощью Божией остановить этот ужасный процесс вымирания, вернуться на столбовую дорогу нашего исторического пути.

Крестные ходы — это общенародное дело. Каждый пусть примет в них посильное участие.

Оргкомитет Международной духовно-просветительской программы «Под звездой Богородицы»

Крестный ход — это огненная проповедь возвращения к вере, проникающий в самое сердце призыв идти за Христом. Крестные ходы — это наше стратегическое оружие в духовной битве за Россию.		Крестный ход — это молитва, совместная молитва многих людей о России, в течение недель и месяцев непрерывно вопиющих к Богу о помиловании. Это общая молитва тысяч людей, обладающая, по слову Евангелия, величайшей силой.
Вместе все воззовем из глубины сердец к Богу, Матери Божией, к нашим родным русским святым и всем святым, да помилует Господь Россию, да простит нам согрешения наши, да поможет Он нам – а для Него нет ничего невозможного – одолеть все беды и выйти на дорогу жизни! Матерь Божия Державная, спаси нас!

Многие столетия наш боголюбивый народ с особым почитанием и благоговением относится к Пресвятой Богородице, называя Ее «незаходимой Звездой, являющей Солнце», а Землю Русскую – Ее земным уделом. Неоднократно Пресвятая Богородица в сложные, кризисные исторические моменты являла свою чудодейственную помощь нашим боголюбивым предкам, спасала от гибели российское государство, избавляя его от бед Своим заступничеством.

Мы и сегодня становимся свидетелями непрерывно продолжающейся помощи и предстательства Пресвятой Богородицы, которая непрестанно изливает на всех, кто с верою, благоговением, любовью и молитвой припадает к Ней, Свою Материнскую милость и утешение.

Символ Пресвятой Богородицы – Царицы Небесной – Восьмиконечная Звезда, напоминающая о Вифлеемской звезде, указавшей волхвам путь к младенцу Христу, Спасителю мира. Одновременно с этим данный символ напоминает нам о великом значении Православной Церкви в жизни каждого христианина, для которого она является путеводной звездой на пути к Небесному Отечеству.

Поэтому духовно-просветительская программа, которая пройдет через всю страну и завершится более чем через год в Первопрестольном Граде – Москве, называется «Под звездой Богородицы».

Отрадно, что данная программа, посвященная преодолению исторического разделения Русской Церкви, проводится по инициативе нашей православной общественности.

Хочется надеяться, что она будет способствовать дальнейшему созиданию и возрождению России, укреплению традиционных духовно-нравственных ценностей, привлечению внимания общественности и особенно молодежи к нашим православным святыням и святоотеческому наследию.

По милости Божьей все участники программы «Под звездой Богородицы» не только приобщатся благодати, изливаемой от святынь, но и станут участниками исключительно важного события общенародной жизни, какими во все времена являлись крестные ходы.

АЛЕКСИЙ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ

Их много. Но все они достаточно тактичны, чтобы не навязывать себя тем, у кого нет желания их понять или просто не хватает ни опыта жизни, ни опыта мысли для того, чтобы разглядеть их правоту.

Самый традиционный аргумент указывает на разумность природы как на проявление Творческого разума. Представьте, что в лесу мы нашли бревенчатый дом. Придет ли нам в голову сказать, что здесь просто часто бывают ураганы, и один из них вырвал несколько деревьев, закрутил их, обтесал, распилил и затем случайно сложил в таком порядке, что появился сруб, а ураганы следующих лет случайно вставили в него оконные рамы и двери, настелили полы и положили крышу? Вряд ли найдется такой «эволюционист». Но ведь строение не то что клетки, а даже молекулы ДНК несопоставимы по своей сложности не то что с лесной избушкой, но и с современнейшим небоскребом. Так разумно ли упорствовать в вере, будто много-много слепых ураганов породили жизнь? Это Шекспировский знахарь мог сказать: «Возьмите немного грязи, немного солнца - и вы получите нильского крокодила». Но сегодня с помощью разума пытаться доказать, что в мире нет Разума, - это не очень разумное занятие.

Кстати, «теория эволюции» Дарвина доказала только одно - свою безграничную уверенность в своих собственных достоинствах. В чем Дарвин видел «двигатель прогресса»? - В «борьбе видов за выживание» и в «естественном отборе». И то, и другое, конечно, есть (хотя современная экология говорит, что виды скорее сотрудничают, чем борются, и Дарвин слишком поспешно перенес нравы раннекапиталистического общества на природу). Но ведь объяснять все «естественным отбором» - все равно, что сказать, что АвтоВАЗ развивается и выпускает новые модели только потому, что в нем есть отдел технического контроля, который не выпускает бракованные машины за пределы завода. Не ОТК ведь создает новые модели! И «мутациями» здесь много не объяснишь. Они, несомненно, есть, но если они носят лишь случайный характер, то они и есть не более чем серия ураганов. Скорее ураган, пронесшийся по самолетному кладбищу, соберет новехонький суперлайнер, чем случайные «мутации» - ураганы молекулярного уровня - создадут живую клетку или новый вид. В конце концов, в «неодарвинизме» теория эволюции выглядит так: если долго бить кулаком по черно-белому «Горизонту», он в конце концов станет цветным «Панасоником». Если долго бить воблой о столешницу - когда-нибудь у нее появятся крылья, и она запоет соловьем.

Доказывает ли это, что Бог есть? Нет - это лишь доказывает, что нельзя безнаказанно (для сохранения своих умственных способностей) утверждать, что «наука доказала, что Бога нет». Это доказывает, что в мире действует сверхчеловеческий Разум. И доказывает тем, что указывает лишь на страшную, безчеловечную абсурдность противоположного утверждения... А отождествит ли человек этот Разум с Богом Библии - это уже вопрос его интимного и совершенно свободного выбора...

Или вот еще один аргумент - космологический. Все, что существует, имеет свою причину, не правда ли? Мир тоже существует. И, значит, у него тоже должна быть причина для его существования. Что может находиться вне материального мира? Только мир нематериальный, духовный, в котором нет причин, а есть Свобода, и который поэтому сам не нуждается в том, чтобы вне него была еще какая-то более высокая причина... Если честно, то это - не математическое доказательство. Скорее, это эстетический аргумент. Если у человека есть некоторый философский вкус, если он чувствует аромат слов «бытие» и «мироздание», он почувствует дисгармоничность, некрасоту противоположного предположения. Во всяком случае, Гегель попытку выстроить безконечный ряд матрешечных вселенных, которые безумно и безсмысленно, механически безцельно порождают друг друга, назвал «дурной безконечностью».

Вообще, как нетрудно заметить, все аргументы о бытии Бога строятся не на утверждениях, а на приведении к абсурду противоположного мнения.

Задумывались ли Вы, в каком мире Вы поселили себя Вашим собственным неверием? Если нет - посмотрите на людей, которые об этом думали долго, думали мучительно: думали не только рассудком, но и сердцем.

«Так на что же нам опереться? Где находится то место вселенной, где наши поступки не были бы продиктованы нам жестокой нашей нуждой и жестоким нашим принуждением? Гдето место вселенной, где мы могли бы расположиться без маски и без страха быть изгнанными в промозглый холод декабрьского предполночного часа? Может ли быть вообще такое место в этом мире для нашей обнаженной души, где она может отогреться, где мы могли бы снять всю эту чуждую нам поклажу и дать, наконец, отдых усталым мускулам нашего тела и еще более измученным мускулам нашего лица? Где же, наконец, то место вселенной, где мы хотели бы умереть? Ибо именно оно и только оно есть то место, где нам стоит жить». Это в семидесятые годы не для печати и не для обысков писал теперь уже ушедший в искомый им мир философ Николай Трубников.

А вот за эти строки, написанные в конце двадцатых, Алексей Федорович Лосев заплатил годами лагерей: «Единственное и исключительно оригинальное творчество новоевропейского материализма заключается именно в мифе о вселенском мертвом Левиафане, вселенском дохлом чудище. Вы живете холодным блудом оцепеневшего мирового пространства и изувечиваете себя в построенной вами самими черной тюрьме нигилистического естествознания. А я люблю небушко, голубое-голубое, родное-родное... Неимоверной скукой веет от мира ньютоновской механики, от абсолютной темноты и нечеловеческого холода межпланетных пространств. Что это как не черная дыра, даже не могила и даже не баня с пауками, потому что и то и другое все-таки интереснее и говорит о чем-то человеческом. То я был на земле, под родным небом, слушал о вселенной «яже не подвижится». А то вдруг ничего нет: ни земли, ни неба «яже не подвижится». Куда-то выгнали в шею, в какую-то пустоту. Читая учебник астрономии, чувствую, что кто-то палкой выгоняет меня из собственного дома. А за что?»

Самый интересный аргумент - он называется «онтологическим» - говорит просто: Бога просто логически не может не быть. То есть сказать фразу «Бог не существует», значит сказать логическое противоречие, потому что признак «существовать» входит в логическое определение Высшего Бытия... Скажите, так ничего доказывать нельзя? И будете не правы. Есть три вещи на свете, к которым приложимо такое доказательство. Во-первых - это я сам. Помните Декартово «мыслю – следовательно, существую».

Это как раз и было попыткой вопреки тотальному скептицизму и сомнению доказать, что хоть что-то действительно есть, а не привиделось мне (или какому-нибудь космическому Скитальцу) во сне. Если я сомневаюсь в существовании самого себя, значит я уже существую, ибо если бы меня не было, некому было бы и сомневаться. Сказать «Я не существую» - значит сказать абсурд, значит - я действительно есть. Во-вторых, такой ход аргументации приложим к существованию как таковому. Сказать «бытие не существует» - также значит сказать нелепицу. А Бог есть Абсолютное Бытие и уж о Нем-то сказать «Абсолютное Бытие не существует» - это нелепица в безконечной степени.

Убедительно? Да, но только для человека с культурой философского мышления. Аргументы Эйнштейна тоже ведь понятны только людям с культурой математической мысли...

Но, в конце концов, никого нельзя принудить мыслить логично и разумно...

Теперь же пора сказать и о том, на что намекали участники исторического разговора на Патриарших прудах.

Как вы помните, Иван Бездомный, достойный представитель страны, в которой «чего ни хватишься - того и нет» посоветовал отправить Канта на три года в Соловки. Столь суровую меру калининградский мыслитель заслужил в глазах советского поэта за свое «нравственное доказательство бытия Бога».

Кант начинает с уже известной нам посылки: ничто не происходит в мире без причины. Принцип детерминизма (то есть причинно-следственных отношений) - это самый общий закон мироздания. Ему подчиняется и человек. Но в том-то и дело, что - не всегда. Бывают случаи, когда человек действует свободно, ничем автоматически не понуждаемый. Если мы скажем, что у каждого человеческого поступка есть свои причины - то награждать за подвиги надо не людей, а эти самые «причины», и их же надо сажать в тюрьму вместо преступников. Там, где нет свободы - там нет ответственности, и не может быть ни права, ни нравственности. Кант говорит, что отрицать свободу человека - значит отрицать всю мораль. А с другой стороны, если даже в действиях других людей я и могу усматривать причины, по которым они поступают в каждой ситуации именно так, то как только я присмотрюсь к себе самому, то должен будут признать, что, по большому счету, я-то действую свободно. Как бы ни влияли на меня окружающие обстоятельства или мое прошлое, особенности моего характера или наследственность - я знаю, что в момент выбора у меня есть секундочка, когда я мог стать выше самого себя... Есть секундочка, когда, как выражается Кант, история всей вселенной как бы начинается с меня: ни в прошлом, ни вокруг меня нет ничего, на что я смел бы сослаться в оправдание той подлости, на пороге которой я стою...

Значит, у нас есть два факта - 1) все в мире живет по закону причинности и 2) человек в редкие мгновения своей свободы не подчиняется этому закону. И есть еще один принцип: на территории данного государства не подчиняются его законам только те лица, у которых есть право «экстерриториальности», т.е. дипломатический корпус. Так вот, человек не подчиняется Основному Закону нашей Вселенной. Это значит, что человек не является ее частью. У нас есть статус экстерриториальности в этом мире; мы - посланцы. Мы - послы того, иного, нематериального мира, в котором действует не принцип детерминизма, а принцип Свободы и Любви. В мире есть Бытие, которое не подчиняется законам материи. И мы к нему причастны. В общем: мы свободны - а значит, Бог существует. Русский современник Канта - Гавриил Державин - пришел к такому же выводу в своей оде «Бог»: «я есмь, а значит, есть и Ты!».

А вообще, «доказательствам бытия Бога» не надо придавать излишнего значения. Вера, которая вытащена клещами аргументов, немногого стоит. Бытие Божие, как писал в прошлом веке Иван Киреевский, не доказуется, а показуется.

Человек становится христианином не потому, что кто-то припёр его к стенке доказательствами. Просто однажды он сам своей душой коснулся Святыни. Или - сам; или - как сказал один православный богослов: «никто никогда не стал бы монахом, если бы однажды не увидел на лице другого человека сияния вечной жизни».

Церковь не стремится доказать бытие Бога. Путь ее доказательств другой: «Блаженны чистые сердцем; ибо они Бога узрят». Так сказал Христос. А спустя полторы тысячи лет Паскаль посоветует знакомому скептику: «Постарайся укрепить свою веру не умножением числа доказательств, а уменьшением числа собственных грехов».

Богословие - это экспериментальная, опытная наука. Верующий человек отличается от неверующего тем, что круг его опыта просто шире. Так отличается человек, у которого есть музыкальный слух, от человека, который не может слышать гармонии созвучий. Так отличается человек, который сам побывал в Иерусалиме, от человека, который утверждает, что такого не может быть, потому что Иерусалим и то, что о нем рассказывают, - это миф невежественных средневековых варваров.

Если у человека есть опыт Встречи - как многое меняется в его мире! А если он утрачивает его - как многое тускнеет. Один юноша написал на заре 19 века: «Когда человек сподобился этой добродетели, соединения со Христом, он со спокойствием и внутренней тишиной встречает удары судьбы, мужественно противостоит бурям страстей, безстрашно переносит ярость злобы. Как не стерпеть страдания, если знаешь, что упорствуя во Христе, усердно трудясь, славишь самого Бога?!» Потом, отрекшись от Христа, автор этих замечательных строк о соединении всю последующую свою жизнь писал только об отчуждении. Звали этого юношу Карл Маркс ...

Диакон Андрей Кураев

В детстве я знал только одного «Фому» – из диковатого детского стихотворения. Он был упрям, и погиб в водах африканской реки, съеденный крокодилом. Но даже из крокодильей пасти доносилось: «Не пра… Я не ве»… То есть, неправда, я не верю. Вот такой Фома неверующий. А почему звался этот мальчик именно Фомой, я тогда не знал: Евангелие в начале семидесятых было в советских семьях редкостью. А тому, из-за кого в историю вошла поговорка о Фоме неверующем, довелось выдержать испытание, может быть, более страшное, нежели смерть в крокодильих зубах.

Он жил в древней Иудее, во времена, когда люди ожидали прихода Мессии. И Фоме посчастливилось встретиться с Иисусом из Назарета, стать Его учеником и – слушая слова Учителя и видя великие чудеса, Сотворенные Им, – он уверовал, что следует за Христом, Спасителем мира. Но вера Фомы подверглась страшному испытанию. Однажды ночью его любимого Учителя схватили, осудили скорым и неправедным судом и казнили самой страшной казнью из тех, которые применялись в Римской империи – распятием на кресте. Христос не раз говорил Фоме и другим ученикам, что это должно произойти, но ужас перед произошедшим и горечь потери затмили для апостолов память о Его словах. Тот, Кого почитали Богом, не совершил чуда, не уничтожил своих гонителей, не сошел с креста. И единственное, что удалось сделать, – это уговорить префекта Иудеи Понтия Пилата разрешить похоронить израненное мертвое Тело в могильной пещере.

Возможно, Фома острее и глубже других пережил это горе и крушение надежд. Потому что когда на утро дня, следующего за субботой (теперь мы называем этот день воскресеньем) сначала женщины, ходившие на могилу, а потом и сами апостолы стали говорить о Воскресении Христа, единственный, кто отказался поверить радостному чуду, был он. Диким было бы думать, что Фома не хотел этого Воскресения. Он оставил все, что имел, чтобы следовать за Ним; Он единственный среди апостолов, зная, что иудеи угрожают Учителю смертью, воскликнул всего за десяток дней до Распятия: «Пойдем и мы умрем с Ним»! Вероятно, он боялся поверить в ложное воскресение, страшился, что его друзьям является не Живой Иисус, а призрак. Что они радуются миражу, а не Истине. «Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его (там у Христа должна была остаться огромная рана от удара римским копьем – В. Г.), не поверю», – говорил он другим апостолам.

И чудо произошло: Христос явился Фоме. Это было в момент, когда все апостолы собрались вместе, в одном доме, за запертыми дверями. «Пришел Иисус, когда двери были заперты, – пишет апостол и евангелист Иоанн Богослов, – стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои, и не будь неверующим, но верующим». И тогда, наконец, Фома воскликнул: «Господь мой и Бог мой!». Тогда он убедился, наконец, в Истине Воскресения, смог разделить радость Встречи. Эта радость более не покидала его всю жизнь. Он пустился в странствия, проповедуя христианство повсюду. Он дошел до далекой Индии, где через все последующие столетия сохранилась, несмотря ни на что, Весть о Христе и память о святом апостоле Фоме. Он не страшился гонений и смерти, которая настигла его в далеком краю. Любовь его, требовавшая уверения в правде Воскресения, навсегда стала радостной и безстрашной. И вспоминая о нем, я, не видевший Христа воочию, слышу слова, которые сказал Бог своему недоверчивому, но любящему ученику. Слова, обращенные и ко мне: «Ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие». И частица Фоминой радости и надежды наполняет сердце, и ею живу…

Владимир Гурболиков

Одним из самых распространенных и «легких» грехов является, безспорно, грех осуждения ближнего

Многие, может быть, даже и не отдают себе отчета в том, что этот грех, столь обыденный и кажущийся таким незначительным, на самом деле является началом и корнем многих других, более опасных греховных привычек.

Прежде всего, грех этот стоит в тесной связи со страстью гордости. Осуждая чужие недостатки, человек мнит себя лучше, умнее, честнее, праведнее других.

Судить других за их поступки и недостатки человеку не дано. Сам Спаситель заповедует нам: «Не судите, да не судимы будете. Ибо каким судом судите, таким будете судимы... Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Матф. VII, 1–3). И ап. Павел укоряет Римлян: «Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен; ибо силен Бог восставить его» (Рим. XIV, 4). Окончательный суд принадлежит Богу.

Наш суд никогда не бывает безпристрастным. Судим мы обычно под влиянием случайных впечатлений или, что всего чаще, под влянием обиды, раздражения, гнева, случайных «настроений». Чаще всего мы осуждаем в других наши же собственные недостатки, сами того не замечая: человек не умный, но мнящий о себе, как об умном, осуждает в других ограниченность, чтобы не сказать, глупость; гордый и самомнительный обычно возмущается и осуждает самомнение ближних; подверженный страсти сребролюбия видит в других какое-либо проявление этой страсти, скажем, расточительности, не замечая, что он сам скуп, но, следовательно, подвержен той же духовной страсти и т. д.

Кроме того, при врачевании этого греха не следует упускать из виду еще одно психологическое соображение. Человеческому уму свойственно рассуждать, думать, и потому человек может совершенно безстрастно и невозмущенно составить то или иное заключение или суждение о другом, его качествах, поступках, поведении, но тем самым вовсе и не осудить его. Это будет просто суждение, но еще не осуждение. Отказавшись от своей способности производить суждения, человек отказался бы просто-напросто от способности мыслить и рассуждать. Всем, так или иначе, свойственно, и даже необходимо, произносить эти суждения. Учителю – при вопросах учащихся; критику при чтении литературного произведения; начальствующему при оценке служебных поручений подчиненных и т. д. Но эти суждения: «работа исполнена небрежно», «ученик мало способен», «стихи плохи» и пр. вовсе не должны быть грехом осуждения, и в них не надо приносить покаяния перед духовником.

Но, как скоро при суждении о качествах и недостатках другого входит элемент зависти, самомнения, озлобления и вообще страстности, наше суждение неизбежно приобретает характер высокомерия, в него вселяется небеспристрастность, односторонность, и оно становится уже греховным осуждением.

Вспомним безымянного инока, который вспоминается в Прологе под 30 марта и которому, несмотря на многочисленные его недостатки, но при отсутствии у него порока осуждения чужих грехов, все было прощено Богом. Не осуждая других, а, признавая все свои немощи и грехи, он не превозносился над другими, а смиренно сознавал свои грехи.

К так называемым «мелким» грехам причислить следует и ложь, равно как близкие к ней сплетни и празднословие. В сознание современного общества неправда вошла так глубоко и так прочно в нем укоренилась, что стала неотъемлемым атрибутом жизни. Этот грех принимает разнообразные оттенки, начиная от преувеличения, хвастовства и т.д., и кончая уже открытой ложью. Люди часто не отдают себе отчета в том, что кажущиеся им невинными формы неправды могут быть и являются на самом деле поступками греховными. Преувеличения в рассказе и «сгущение красок» людьми почти не замечаются. О своих достоинствах повествуют с намерением выставить себя в более выгодном свете, а чужие недостатки представляются рассказчиком гораздо более мрачными, чем они есть на самом деле. Интонацией голоса стараются изобразить обидными чужие выражения, а свои реплики в том же рассказе передают очень смягченно, словно в них не было ничего предосудительного. Сами того, не замечая, люди извращают истину, стараются других заставить в это поверить и, что всего опаснее, уверяются лично в том, так что искаженная истина им уже кажется сущей правдою. Люди, таким образом вживаются в созданные ими образы неправды, эту неправду принимают за истину, незаметно опутываются тонкою паутиной лжи.

Рядом с этим – другой вид кажущейся людям оправданной лжи, это повседневные обманы: «скажите, что меня нет дома» – при нежелании увидеть неприятного человека; «дипломатические» заболевания, вместо откровенного отказа от участия в нежелательном деле или встрече; обманы в шутку, первоапрельские шутки и пр. – все это, на первый взгляд совершенно невинно и безобидно, но, в сущности, постепенно растравляет правдивость и честность и научает человека с легкой совестью лгать.

Сюда же можно отнести и обманы больных, «чтобы их не напугать», уверения тяжко страждущего человека, жизнь которого может быть даже в опасности, в том, что у него ничего тревожного нет и пр. При этом еще люди, что-то где-то слышавшие по-церковно-славянски, оправдывают себя псаломским изречением: «ложь – конь во спасение» (Пс. XXXII, 17), совершенно не понимая истинного смысла слов прор. Давида. На самом деле, неточный перевод наш искажает смысл подлинной фразы, а именно: «вовсе не ложь является конем во спасение, а конь может оказаться ложным спасением», т. е. обмануть надежды всадника на то, что конь его вывезет из опасности. Ложь, наконец, может проявляться и совершенно беззастенчиво, открыто и во всей своей сатанинской опасности. Ложь становится в таких случаях какой-то второй природой человека; он привыкает лгать, ложь ему необходима для изъяснения своих мыслей.

Ложь в малом, в кажущемся невинном преувеличении, «ради красного словца» или в шутку постепенно так овладевает человеком, что он легко идет на сделки с совестью и в вопросах принципиального значения. Так ради спасения кого-то или чего-то считают для себя допустимым идти на компромисс с противохристианскими идеями и под, так как этим, якобы, можно кому-то облегчить участь. Сделки с совестью являются типичными болезнями века. По меткому выражению одного русского мыслителя, человечество теперь «не с ума сошло, а с совести сошло».

В данном разрезе особенно ясно оправдывается слово Господне: «Вы отца вашего диавола есте, и похоти отца вашего хощете творити. Он человекоубийца бе искони, и во истине не стоит, яко несть истины в нем; егда глаголет лжу, от своих глаголет: яко ложь есть и отец лжи» (Иоан. VIII, 44). От диавола не может изойти ничего, кроме диавольского; от лжи ничего не исходит кроме лжи. Ложь – большая или маленькая, «оправданная» или открытая, шуточная или действительная – всегда есть ложь и только ложь, и от нее ничего иного не может последовать, кроме лживых, растлевающих и в конечном счете диавольских, т. е. антихристианских последствий.

Господь есть «путь, истина и живот» (Иоан. XIV, 6), ко Христу приходят только через истину, а не через ложь. И только Христос приводит к Отцу. Только истина делает людей свободными (Иоан. VIII, 32).

Наряду с ложью, т. е. искажением истины, стоит и грех празднословия, т. е. ненужного, излишнего, пустого пользования даром слова. Часто люди от необходимых слов переходят к бесполезному и бесцельному разговору. Слова тратятся без нужды, в «болтовне». Слова начинают терять их настоящее значение и назначение. Слово, как выражение мысли, становится праздным, ничего не выражающим. В таком празднословии проходит время, которое могло бы быть использовано иначе – для назидания, для разумного общения. Слова перестают быть осоленными солью (Кол. IV, 6), становятся незначащими и весь длинный разговор в конечном итоге не приносит никому никакой пользы.

Слово «Логос» у греков означало и «слово» и «мысль». Слово должно выражать какую-то мысль, какую-то работу ума. Слово должно выражать какую-то истину. Преувеличения, повторения, бессодержательность выражений превращают всю беседу в нечто безсодержательное. Тот дар, который дан только человеку, ради приобщения к Истине, тратится попусту и мало чем отличается от того выговаривания слова, которому можно научить попугая или скворца.

Нагромождение прилагательных, когда можно обойтись только одним, наиболее ярким и выражающим самую суть вещи или явления; злоупотребление превосходными степенями сравнения или такими, как «потрясающий», «колоссальный», «исключительный», «идеальный», «безумно важный», чтобы не говорить о такой нелепости, как «было адски весело» и пр. — все это свидетельствует об удешевлении того значения, которому слово призвано служить. Выработка в себе хорошего, ясного и умиренного стиля не есть вовсе только литературная прихоть, а означает ясность мысли, трезвость ума и верность истинному дару слова.

Празднословие, осуждаемое молитвою св. Ефрема Сирина, и неправда, осуждаемая самим Господом, вырастают на той же почве. Поэтому духовнику надо приучать кающихся с детства быть осторожными в словах, правдивыми, и не оправдывать никогда никакой формы лжи. Ребенку надо внушать быть готовым скорее претерпеть наказание за какой-либо проступок, чем исказить истину и скрыться за выдуманное оправдание. Рано или поздно ис-тина выйдет наружу и тогда уже доставит солгавшему больше неприятностей, чем он бы имел при твердом стоянии на правде.

Архимандрит Киприан (Керн)

Случилась эта история полжизни назад, во время моей учебы в институте, за давностью лет сейчас об этом не стыдно рассказывать.

Я не просто любила русскую литературу, не просто ее читала, а ей жила. Тогда еще я не понимала, что, может, из-за отсутствия в моей тогдашней жизни молитв и посещения храма чтение русских классиков было глотком чистого воздуха. И, закрывая томик Пушкина или Лермонтова, хотелось продолжать общаться высоким слогом поэтов. Казалось, от изящных, легких и в то же время простых слов, льющихся на тебя, действительность изменится к лучшему. Хотелось укутаться и спрятаться в кружева текста Ивана Шмелева, как в нежную пуховую «паутинку», и защититься от жизненных неурядиц. А какое очищение приходило после слез, пролитых над страницами книг Николая Лескова! Это читалось обычно перед сном, может, не случайно, может, в те времена мне, невежественной в Православной вере, хотя и крещеной с младенчества, это очищающее чтение как-то заменяло вечернюю молитву и заставляло душу совершать хоть какую-то работу.

Однажды я читала в институте на какой-то не очень интересной лекции. Сидящая рядом студентка постучала мне по руке и спросила, все ли у меня в порядке.

- Да все хорошо, а почему ты спрашиваешь?

- У тебя такое страдальческое лицо, подумала, что-то произошло.

- Книга такая…

Сдача экзаменов и зачетов по русской литературе не была для меня какой-то проблемой. Скорее наоборот, эта была возможность показать свои знания и даже где-то немного ими похвастаться перед сокурсниками и преподавателем. Что и говорить, я явно гордилась своим умением тонко чувствовать автора и его произведения.

Перед экзаменами ко мне в гости наведывались три мои подруги. Я сидела и с видом «мэтра» либо объясняла им все по вопросам, либо просто пересказывала текст, который они не успели прочитать.

В тот экзамен по русской литературе все было, как обычно: моя уверенность в своих знаниях, приход подруг и сильное желание блеснуть перед преподавателем. Последнее обернулось провалом. Я получила двойку. Для человека, за все годы по этому предмету не имевшего не только тройки, но даже четверки, это был страшный удар. Экзаменаторы вытягивали самых гиблых ответчиков, помогали всем студенткам, даже некоторым давали для более полного ответа учебники. На этом фоне резким контрастом была строгость преподавателей к моей персоне. Меня просто топили, топили на какой-то, казалось мне, глупости и ерунде. Среди экзаменаторов был только один преподаватель, с которым мне пришлось работать на протяжении нескольких лет. Остальные никогда не вели занятий на нашем курсе и спрашивали о каких-то ненужностях и мелочах. Но в итоге я не сдала экзамен. Мои подруги, которым я помогала перед экзаменом, успешно его сдали, я же нет. И еще мне пригрозили отчислением. Такая оплеуха разом оглушила не только меня, но и моих подруг. Мы сидели на лавочке в Струковском парке и думали, как быть дальше. Вернее, обдумывали мои подруги, я в это время плохо что-либо соображала.

- Надо идти к ректору института, - говорили они, - показать зачетку. За все пять лет только хорошие оценки - и вдруг неуд. Либо ты резко сошла с ума, либо тебе раньше ставили не те оценки, либо надо пересдавать - таким было резюме посиделок.

Идти в ректорат я очень боялась, а зря. Главный в институте принял меня доброжелательно, полистал мою зачетку и очень удивился случившемуся, срочно позвонил в деканат моего факультета и потребовал назначить день пересдачи.

Одна из моих подруг помогала там по уборке кабинета для экзаменов и на одном из билетов по русской литературе сделала небольшую пометку. Потом приехала ко мне с ответами на вопросы этого билета и заставила вызубрить. Не выучить, а именно вызубрить, как таблицу умножения, как падежи.

- В таком состоянии, - повторяла она, - отлично ответить «от себя» ты не сможешь, расскажи, как стишок, не пускайся в дискуссии, пробубни текст, и все сдашь. Билет я пометила. Ищи глазами крестик.

Утром в день пересдачи девчонки пришли меня поддержать, одна подружка сказала, что сходила в церковь и поставила за мою успешную пересдачу свечу (мне тогда показалось это излишней наивностью).

- Девочки, - обратилась к нам экзаменатор, - что-то не могу найти ключи от кабинета.

А это был именно тот кабинет, где на полочке лежал и ждал меня помеченный билет. Лежал билет моей надежды! И вдруг мне предлагают пройти в соседнюю аудиторию.

- Экзамен состоится в другом кабинете, у секретаря есть второй экземпляр билетов.

Все поплыло у меня перед глазами…

Кто-то из моих девчонок стал подбадривать меня:

- Ничего страшного, ничего страшного, - наверно, так говорят людям со смертельным диагнозом. Их начинают уверять, что все хорошо, что они еще выкарабкаются, но при этом смотрят печально и виновато. Мне от отчаяния захотелось кричать! Но первые слова, которые пришли мне на ум, слова, которым меня никто не учил, но которые прорвались из самой моей глубины, были: «Господи, помоги! Господи, помоги! Господи!..»

Если бы все, что я чувствовала, крикнула в голос, снесло бы крышу института, но я молчала и выбирала билеты. Крестика ни на одном, конечно же, не было. Зато в сердце моем была молитва. Экзаменаторы красиво разложили билеты на столе. Я протянула ладонь над этой белой скатертью из билетов и в душе прокричала всем сердцем: «Ты же есть, Господи, так услышь меня».

Взяла листок не глядя, с середины стола, развернула к себе и еле сдержалась от слез - это был тот самый, единственный вызубренный мною билет, который заботливая подруга отметила крестиком. Крестика на этом билете, конечно, не было - но это был тот самый билет! Пересдача прошла на одном дыхании, преподаватели смотрели на меня и дивились.

- Вот ведь как можешь хорошо отвечать, когда захочешь, - сказал один из них.

А мне показалось, что причина в чем-то другом. За дверью ждали мои верные подруги, а когда узнали, что я вытащила тот единственный билет, счастливый билет, то смогли только восхищенно проговорить:

- Это чудо, просто какое-то чудо.

А во мне поселилось чувство, что легко пометить обманом билет, но несравненно сложнее найти среди их множества нужный - не тот, помеченный человеческой рукой, а отмеченный Тем, Кто всю нашу жизнь наполнил смыслом и каждый случай создал не случайно.

Ольга Круглова

Думаю, что тема крещения детей напрямую связана с темой христианского воспитания подрастающего поколения. Немного расскажу о том, почему мы крестим детей и что дает им это Таинство.

Когда я вижу толпу молодых родителей и крестных, которые идут к домику, где у нас проводятся беседы с крещаемыми, мое сердце, к сожалению, не подпрыгивает от радости. Скорее наоборот. Потому что я знаю, что предстоит не очень приятный разговор. Я священник молодой, но все же крестил уже немало народу. Так вот, могу вспомнить только пару случаев, когда восприемники знали наизусть Символ веры. Я сначала относил это к моей молодости, но потом узнал у одного пожилого батюшки, который полвека служит в сане, что он тоже лишь несколько раз слышал молитву «Верую» от крестных (не считая, конечно, случаев, когда крестил детей своих постоянных прихожан). Воистину Русь крещена, но не просвещена. Вообще знания многих восприемников о том, кто такие крестные, ограничиваются, видимо, просмотром гангстерского фильма «Крестный отец». Многие не имеют даже крестов на груди. Немало таких, которые не знают, что такое исповедь и причастие. Ну ладно, они не читали Евангелие и духовную литературу, но хоть какие-то книжки или хотя бы фильмы, где священник принимает исповедь, они должны знать?

Все, что я сказал про крестных, можно отнести и к родителям. Уровень их познаний ничуть не выше. И вообще, на всем их поведении лежит какая-то печать несерьезности, неуместного веселья. Неоднократно сталкивался с тем, что родители или крестные заранее начинали «отмечать» событие. От них уже попахивало, и язык не всегда слушался их. Иногда при виде всего этого посещает крамольная мысль: «А может, правы протестанты, что не крестят младенцев?» Ведь такие родители и восприемники явно не будут воспитывать малыша в вере и благочестии, но почему-то обязательно хотят крестить своих детей.

Мы прекрасно понимаем, в чем неправда протестантов. Если я церковный человек, живу жизнью Церкви, то, конечно, и мой ребенок должен ею жить, причащаться с нами от одной чаши, молиться в храме. Если мы болеем за детей, то как не поминать их на литургии? А некрещеных поминать нельзя. Но многие люди об этом и не думают. Им главное — крестить, отметиться.

Справедливости ради скажу, что людей серьезных (правда, непросвещенных) тоже много. Вот к ним-то в первую очередь и обращаюсь я во время огласительных бесед. Приведу (в сокращении) беседу, которую провожу с родителями и крестными.

Первый вопрос, который я обычно задаю: «Для чего вы принимаете крещение?» (Заранее говорю, что это не экзамен, прошу сказать своими словами.) Ответы бывают самые разные: 1) мы русские, значит, должны креститься; 2) чтобы не болеть; 3) чтобы была удача в жизни.

Объясняю, что крещение не делает нас более русскими, оно дано всем народам, в Церкви «нет ни еллина, ни иудея», очень многие страны приняли христианство, когда Русь была еще языческой.

Крещение также не делает нас здоровыми и счастливыми, ибо относится к области духовной, а не материальной: мы крестимся, чтобы спасти душу, а не для того, чтобы поправить здоровье.

Вопрос о намерениях перед крещением далеко не праздный. В Питере в 90-е годы произошел очень неприятный случай. Одного человека экстрасенсы послали принять крещение в десяти храмах, чтобы исцелиться. И ни в одном (!) храме его не спросили, зачем он крестится. Ко мне как-то пришла женщина с сыном-наркоманом и откровенно сказала, что их прислала целительница поисповедоваться и причаститься.

Потом я выясняю степень церковности родителей и восприемников. Говорю об обязательности исповеди и причастия для каждого православного. Ведь христианином нас делает не ношение креста, а участие в Таинствах Церкви. Семья — это малая Церковь, где все должно быть едино. Если мы желаем спасения детям, то сами должны спасаться вместе с ними, идти по этому пути к Богу.

Говорю о крестных. Они не почетные свидетели, которые стоят с ленточками на свадьбе. Они духовные наставники, руководители крестников. Нельзя научить человека тому, чего сам не знаешь. Следовательно, нужно побольше узнать самим. Восприемники — это те, кто за малолетством детей дают за них обеты святого крещения, то есть ручаются головой, что приложат все усилия, чтобы ребенок вырос в вере, не ушел потом из Церкви. Если мы обещаем что-то, то должны выполнять, а тут даем обеты Самому Богу, перед крестом и Евангелием.

И снова — самое главное. Для чего мы принимаем крещение? Человек двусоставен, он состоит из души и тела. Душа нуждается в гораздо большей заботе, чем тело. О теле мы никогда не забываем, а вот о душе можем не вспоминать годами. Мы принимаем крещение, чтобы спасти душу, стать детьми Божиими, восстановить утерянную связь с Богом.

Крещение называют вторым рождением. Я спрашиваю матерей: «Когда вы родите младенцев, что вы делаете сразу после того, как вам принесут ребенка?» Отвечают: «Прикладываем к груди, кормим». Вот видите, мы питаем его. После крещения человек также нуждается в духовном питании — Таинстве причастия, молитве. Крещение — это только самое начало пути. Человека мало родить, его надо вырастить, воспитать, выучить. Также и в духовной жизни. Крещение не спасает нас автоматически, без наших усилий. Оно делает нас чадами Божиими и чадами Церкви, которую основал Бог. А значит, мы должны пользоваться всеми теми благодатными дарами, которые в Церкви есть: Евхаристия, исповедь, другие Таинства, через них нам подается благодать Божия.

Если человек крестился и продолжает жить, как жил, он подобен тому безумцу, который купил билет на поезд, а сам ехать не собирается. Или поступил в вуз, а учиться не хочет. Некоторых людей два раза в жизни приносят в храм: один раз — на крестины, второй — на отпевание. Это страшно.

Крещение — великое Таинство, но без нашей веры оно не имеет действия. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, — осужден будет (Мк 16, 16). Но и вера, как известно, без дел мертва (Иак 2, 20). А дела веры — жизнь по заповедям, молитва, добрые дела. В Евангелии говорится о том, что когда демон выходит из человека, он бродит по пустынным местам и, не найдя пристанища, возвращается и видит дом свой (то есть душу человеческую) выметенным, пустым и приводит с собой семь других бесов. И бывает последнее горше первого. Святитель Иоанн Златоуст относит эти слова и к Таинству крещения. Когда крещение совершено, но никакой духовной работы не ведется, тогда духовный вакуум заполняется духами злобы. Есть закон: духовная жизнь не терпит пустоты. Если мы не занимаемся духовным воспитанием ребенка, душу занимает иная духовность. При нынешнем разгуле сект и оккультизма это особенно опасно.

Если я замечаю смешки во время отречения от сатаны (когда дуют и плюют), то сурово пресекаю веселье. Диавол — не сказки, это реальность. Он не будет сидеть сложа руки, видя, как человек спасается, он постарается отомстить. Но для этого нам и дается великое оружие: крещение и крест Господень. На нем написано: «Спаси и сохрани», и снимать его нельзя. Тот человек, который носит крест, молится и приступает к Таинствам, не должен бояться диавола.

Духовное воспитание — это прививка против зла, которое царит в мире, иммунитет против него.

Без веры в Бога невозможно уберечь детей от соблазнов. Воспитав ребенка в заповедях, вы закладываете фундамент всей его жизни. Думаю, каждый отец, каждая мать хочет, чтобы дети любили их, были им опорой, а об этом говорит пятая заповедь: Почитай отца и мать… (Мф 19, 19). Заповеди нужно знать и рассказывать про них детям.

Да, путь духовной жизни сложен, но идти по нему нужно, нужно делать первые шаги, потом будет легче. Это единственный путь спасти наших чад и поднять нашу страну. Без возрождения душ человеческих, наших с вами душ, Россия никогда не возродится.

Из книги священника Павла Гумерова «Малая Церковь»