Икона
г. Обнинск

Архив номеров: 2009 год, выпуск № 6 (66)

Жизнь человеческая ограничена конкретным сроком, как в слове Божием сказано: семьдесят, от силы — восемьдесят лет (см. Пс. 89:10). И каждая человеческая личность уникальна и ценна, и во время этих семидесяти, даст Бог, восьмидесяти лет должно осуществиться самое главное и основное, ради чего мы живем. Теория прогресса, которая питала в том числе и атеистическое мировоззрение, просто захлебывается в этих конфликтных схемах: развивая одно, мы губим другое; надеясь, что одно поможет стать счастливым и очень многое ставя на это, в данном случае — на материальную сторону своей жизни, мы убеждаемся, что счастье человека в полной мере не зависит от всего того материального, ради чего зачастую мы живем и чему отдаем все свои силы.

…Обычно получается так, что человек, жизненная перспектива и мировоззрение которого ограничиваются сферой земного бытия, достигая преклонного возраста, сознает, что он многого не сделал. Если у человека достаточно развито критическое мышление, то он понимает, что он чего-то сделать не успел, и у многих это связано с жизненной катастрофой. Совсем недавно я разговаривал с одним внешне благополучным человеком, который поделился своими мыслями и сказал: «Знаете, мне в жизни ничего не удалось сделать!» — «Но как же так? Вы занимаете неплохое положение, у вас есть хорошая зарплата, семья». – «Да. А по-настоящему мне ничего не удалось сделать». И ведь многие вместе с этим человеком могут так сказать. Речь идет не только о величайших достижениях — человек говорит, что ему ничего не удалось сделать, вовсе не обязательно потому, что он открытия мирового не сделал или олимпийским чемпионом не стал. И многие это понимают: не хватило времени жизни, сил не хватило, стечение обстоятельств привело к тому, что человек чувствует себя неудачливым.

Что же все это означает? В прежние времена, когда религиозной аргументации не существовало, нас убеждали в том, что человек живет ради будущих поколений; что безсмертие человека — не онтологическое, то есть не существует реально для каждой личности; но есть, так сказать, безсмертие относительное, безсмертие как образ, а реализуется этот образ в передаче следующему поколению неких ценностей. В связи с этим возникла идея, что мы живем ради следующих поколений.

Эта мысль иногда присутствует и в современном дискурсе: мы живем ради детей, ради будущего поколения. В каком-то смысле это правильно, а в каком-то — совершенно неверно. Разве каждое последующее поколение обладает большей ценностью, чем предыдущее? А поколение тех, кто защищал Родину во время Великой отечественной войны, имеет меньшую ценность, чем поколение нынешнее? Конечно, отдавая себя другим, человек растет и, может быть, становится через это счастливым, но сводить жизнь человека к тому, что нужно делать все для следующих поколений и тем самым как бы обезпечивать себе безсмертие — неправильно.

Если мы замыкаем нашу перспективу жизни порогом смерти, если не верим в вечное существование человеческой личности, то очень многое из того, что мы делаем, становится безсмысленным. Поэтому вопрос, есть ли Бог или Его нет, верить или не верить, — это не тот вопрос, который можно решать по остаточному принципу: вот я все остальное решу, а потом, на пенсии, подумаю, на пенсии и в церковь схожу. От того, как мы решаем этот вопрос, зависит наше мироощущение, зависит наша жизненная философия и, в конечном итоге, зависит наше счастье. И если Господь сказал: Я есть Путь, и Истина, и Жизнь (Ин. 14:6), то я верю каждому этому слову, верю, что Он есть Путь, Истина и Жизнь, а раз так, то нужно идти этим путем, чтобы обладать истиной и иметь полноту жизни.

…Информационное общество имеет много преимуществ по отношению к тем обществам, которые так не назывались и по сути таковыми не были. В первую очередь — это возможность получать информацию и интеллектуально расти. Сегодня только если человек очень ленив, он не будет расти интеллектуально. Но если лень под контролем, то появляются неограниченные возможности для интеллектуального роста: компьютерные технологии, которые выводят нас на любые источники знаний, научная работа, которая становится просто захватывающе интересной, потому что у человека, сидящего дома, открываются такие возможности, о которых в прошлом даже помыслить было невозможно. Все это, конечно, подталкивает научно-технический прогресс, но, с другой стороны, в этом информационном потоке чего только нет!

Могучий поток информации оказывает колоссальное воздействие на психику людей, на состояние их душ. И вот здесь возникает вопрос: а как относиться к этому потоку, ведь он может действительно смести человека, разрушить его самобытность, некую его подлинность, идентичность — духовную, культурную, национальную. И так и происходит во многих случаях.

Именно поэтому очень важно выстраивать систему отсева информации, ставить перед собой некий фильтр, который помогал бы человеку не просто отбрасывать лишнее, но критически воспринимать все то, что на него обрушивается. Для этого необходим внутренний критерий, используя который, человек мог бы разумно воспринимать поступающую информацию и использовать ее во благо, отсеивая все то, что может разрушать человеческую личность.

Но чтобы иметь такой критерий, внутри себя нужно иметь некую норму. Понятие нормы — чрезвычайно важное, но норма опять-таки чем-то и как-то формируется. И вот здесь я хотел бы перейти к очень важному вопросу — вопросу о ценностях, ведь в первую очередь норма, основываясь на которой, можно фильтровать поступающую информацию, — это система ценностей, которая присуща человеку. Но ведь информационный поток, обрушивающийся на человека, и предполагает формирование неких ценностей — по замыслу тех, кто этот поток создает. Именно поэтому в информационном потоке идет борьба между ценностями, и человеку очень трудно сориентироваться, а современная философия, так называемая философия эпохи постмодерна, если она усваивается, создает еще больше трудностей.

Постмодерн — это такая философия жизни, которая предполагает равнозначное положение всех идей и всех взглядов, — каждый человек может выбирать; не существует истины, истина субъективна. Конечно, существует научная, объективная истина: дважды два — четыре, но речь сейчас идет о ценностях. Для философии постмодерна не существует никаких ценностных систем, которые могли бы претендовать на то, чтобы быть истинными системами. Это создает релятивистский подход человека к восприятию информации.

Сейчас, как вы знаете, по указанию Президента создается комиссия, призванная бороться с фальсификацией истории. Вот на примере Великой отечественной войны мы видим, как, действительно, формируется такой подход к истории, который совершенно опрокидывает все достижения, в том числе нашего народа в победе над фашизмом. И это предлагается обществу как один из взглядов. А почему нет? Рынок идей: что имеет большую привлекательность, что лучше рекламируется, что лучше поддерживается информационной машиной, то и выигрывает. И как легко потерять истину, как легко за нее принять ложь, когда в общественной философии эпохи постмодерна отсутствует само понятие истины.

То, что громко, на весь мир, говорит Церковь, сегодня мало кто говорит. И мы сознаем, какие риски связаны с этим свидетельством, потому что в этом смысле Церковь идет против течения. Мы говорим о том, что существует объективная истина в системе ценностей, потому что Бог, создав человека, вложил в его природу некоторые качества и свойства, определяющие эту объективную систему ценностей. Бог создал человека, даровав ему Свой образ, а неотъемлемой частью этого образа является нравственное чувство.

Нравственная основа человека является критерием истины. Нравственность — это способность отличать добро от зла посредством внутренней сигнальной системы. У нас есть такая сигнальная система — это голос нашей совести. Конечно, голос совести можно заглушить, можно пропить, и апостол Павел говорит о сожженной совести (1 Тим. 4:2), но, тем не менее, существует удивительный факт: люди, живущие в разных культурных средах и даже в разные эпохи, имеют одно и то же понимание добра и зла — фундаментальное понимание, не в деталях, а по сути, — которое опознается голосом человеческой совести.

Те философы, которые не согласны с таким подходом, которые придерживаются сугубо материалистических взглядов, в том числе и на происхождение совести, убеждают нас в том, что она является продуктом общественного развития, что на формирование совести влияет культура, образование, климат, география, социальное положение. Хорошо известен марксистский подход к этому вопросу: совесть формируется под влиянием классовой принадлежности, и поэтому ничего, мол, тут мистического нет.

Но если разобраться во всех этих подходах, то они оказываются не просто ошибочными, а очень опасными для человеческой жизни. Если совесть зависит от внешних обстоятельств, если понятия добра и зла в России не такие, как в Америке, если голос совести детерминирован внешними факторами, то нравственности действительно не существует. Но тогда в человеческих отношениях происходит что-то очень опасное. Давайте вспомним: «Хорошо то, что хорошо для рабочего класса», — и сколько миллионов жизней было погублено! «Хорошо то, что хорошо для великой Германии», — и сколько миллионов людей загубили!

Там, где существует нравственный релятивизм, нет нравственности. И если нас сегодня учат, что совесть в Папуа-Новой Гвинее не такая, как во Владивостоке, — это не просто ошибка; это опасное учение, которое предполагает относительность нравственного чувства.

Фильтр, необходимый для того, чтобы критически воспринимать обрушивающийся на нас поток информации, — это, в первую очередь, наш нравственный голос. Мы должны по совести определять, что такое хорошо, а что такое плохо. Но сделать это очень непросто — помимо нравственного чувства должно быть еще некое мировоззрение, некий набор идей. Откудаже этот набор идей должен появиться, откуда должна к нам прийти система ценностей, которую мы могли бы налагать на информационный поток современного информационного общества? Есть такое понятие: предание, традиция. Я представляю, как на это слово многие реагируют: «Предание – что это такое? Плюсквамперфект какой-то, при чем здесь я и при чем здесь какие-то старые истины?» На самом деле, традиция важна не потому, что она хранит прошлое — в прошлом ведь было много и хорошего, и плохого. Традиция не призвана сохранять все из прошлого. Мы с вами выметаем мусор из нашего дома, а мусор — тоже прошлое. Подлинная традиция не хранит мусора — она хранит только ценности.

Иногда хранение этих ценностей облекается в определенную культурную оболочку, которая в одних случаях помогает современным людям эти ценности принять, а в других случаях — мешает. Когда мы говорим о традиции Церкви, о христианском предании, которое идет от Господа Иисуса Христа, мы говорим о вечных и неизменных ценностях, которые сохраняются в предании и последовательно передаются каждому последующему поколению. Это не архаизмы, это не старая философия, но ценности, проистекающие в том числе из нравственной природы человека и обогащенные человеческим опытом. Если мы отрицаем традицию как носителя этого критерия ценностной истины, то мы становимся абсолютно разоруженными перед огромным потоком информации, нам трудно отсеивать правду ото лжи, разбираться в том, что происходит.

Поэтому быть христианином сегодня — это, в первую очередь, иметь критерий, используя который мы можем себя обогатить за счет информационного потока и защититься при этом от негативных и разрушительных тенденций и влияний.

А как овладеть этим критерием? Просто прочитать Евангелие? Наш высокоинтеллектуальный век требует от людей постоянной работы ума. Если эта работа прекращается, человек становится легко управляемым извне. Мы должны творчески воспринимать предание, которое передается в том числе и Церковью. Нужно не просто читать тексты, нужно думать, нужно создавать систему общения, в которой мы имели бы возможность, беседуя, взаимно обогащать друг друга, обмениваться своим пониманием того огромного духовного и интеллектуального опыта, который передается нам через предание.

…Невозможно иметь живую веру и тем более невозможно понять пользу от нее, когда эта вера ассоциируется с какой-то книгой, поставленной на полку. Но если вера становится частью постоянных размышлений, творческого напряжения личности, если вера используется для мотивации своих действий в личной, семейной, общественной, профессиональной, государственной деятельности, если вера сопрягается с реальной проблематикой современной жизни, – она становится живой, эффективной, каждый человек видит ее пользу.

Хотел бы привести пример своей жизни. Я стал верующим человеком от самого своего рождения, потому что родился в такой семье, но где-то в четырнадцать-пятнадцать лет стал очень увлекаться точными науками, тем более, что они мне легко давались; много читал популярной научной литературы, а в то время эта литература была очень идеологически ориентирована в сторону атеизма. Конечно, у меня стали возникать сомнения. И вот для того, чтобы с этими сомнениями справиться, ответить на многие вопросы, я стал читать. К счастью, у отца была прекрасная библиотека с замечательными книгами, которые для нашего народа стали доступны только в нынешнее время. Это мне помогло переоценивать и переосмыслять очень многое из того, чему я был научен от родителей, и научило меня некоей богословской рефлексии, которой я живу до сих пор. Богословская рефлексия — это способность реагировать на окружающий мир не с точки зрения эмоций и чувств, а с точки зрения своих убеждений; способность подвергать информацию, которая на тебя обращена и которая тебя поглощает, критическому анализу, в основе которого — твои собственные убеждения.

Я не вижу другого пути для духовного возрождения нашего народа, кроме как перевести религиозный фактор исключительно из сферы фольклора, культуры в сферу реальных размышлений, в сферу реального творчества, чтобы религиозные истины помогали человеку справляться в том числе и с кризисными явлениями, которые существуют в современной цивилизации и которые наверняка не исчезнут из этой цивилизации с окончанием текущего экономического кризиса. Другими словами, сегодня, чтобы сохранить себя, свою страну, свою культурную самобытность, чтобы нас не раздавил информационный поток, мы должны научиться сопрягать свои убеждения с реальностью.

…Мы как человеческая цивилизация действительно вошли в очень сложный период — период кризисного бытия. Большое заблуждение считать, что где-то какие-то ипотечные проблемы явились причиной обрушения мировой экономики. Это примитивный взгляд на нынешний кризис.

…Я стараюсь задавать вопросы о происхождении этого кризиса, общаясь с людьми, которые компетентны в этом, — с политиками, с экономистами. Я не получил еще ясного и убедительного ответа, откуда же эта напасть. Как же получилось так, что деньги исчезли? Откуда спад производства? Ну, понятно, что спад производства обусловлен перенасыщением рынка, но ведь перенасыщения рынка нет и в помине. Классическая марксистская экономика говорила о том, что кризис — это результат перепроизводства. Но, может быть, где-то произвели что-то лишнее, но ведь каждый из нас этих излишеств не видел и не чувствовал.

Есть какие-то подспудные, для меня пока не очевидные причины мирового экономического кризиса. Поскольку я всегда стремлюсь к богословской рефлексии, то попытался свои религиозные взгляды, свое понимание мира и человека наложить на то, что сегодня происходит.

…Я отвечаю так: есть первопричина — это кризис человеческой личности, это кризис нравственного чувства, это кризис потери ценностей.

А если утеряны нравственные ценности, если затмевается нравственное чувство, то почему не криминализировать экономику и не только в масштабах этакого местечкового криминала? Почему ее глобально не криминализировать? Почему не напечатать столько бумажек определенного цвета, который нам хорошо известен, чтобы это спровоцировало колоссальные инфляционные процессы и, конечно, послужило одной из причин экономического кризиса? Если нравственность оторвана от экономики, почему бы это не делать, тем более, если печатный станок в твоих собственных руках? Почему не торговать этими самыми бумажками? Деньги являются эквивалентом труда, и до недавнего времени товаром были только человеческие усилия и то, что в их результате люди, как говорят инженеры, имели на выходе, — реальные товары, реальные ценности. Но за последние десятилетия большинство капиталов формировалось на спекулятивной основе, потому что торговать стали деньгами, долговыми расписками и всем тем, что представляет из себя современный финансовый рынок. Люди богатели в одночасье, только лишь играя на курсах обмена валют или играя на бирже, покупая или продавая те или иные акции. Они практически из воздуха получали миллиарды, но ведь так не бывает! Деньги — это эквивалент реального труда и реальных ценностей. А если нет ценностей, какая же экономика может существовать? Так поступать могут только те личности и целые системы, которые напрочь отторгают экономическую деятельность от нравственности.

Я глубоко убежден, — а как Патриарх я говорю не только о России, но о всей исторической Руси, о Святой Руси, — что если весь наш народ, народ исторической России сможет сопрягать небесное и земное, Божественное и человеческое, веру и знания, нравственность и проявления человеческой личности в социуме, мы будем очень сильными, мы будем сильнее всякого кризиса. Но если снова соблазнимся на очередные «-измы», на очередные псевдофилософии, которые в этом информационном потоке обрушиваются на нас знамением постмодернистской реальности, то, может быть, страна этого уже и не выдержит.

Мы с вами живем в ответственное время. У нас нет права на ошибку, и вот почему: сегодня утром я служил Литургию на Бутовском полигоне, где были расстреляны более двадцати тысяч человек, многие из них — священнослужители, монахи, монахини, верующие люди. Это наша русская Голгофа, российская Голгофа, потому что там не только русские, православные. И, казалось бы, что мы можем полезного почерпнуть из этой трагедии? Есть нечто очень важное: трагедия XX века дала нам уникальный опыт жизни без Бога. Нигде в мире не было предпринято таких радикальных попыток построить человеческое счастье без Бога, и они завершались либо Бутовскими полигонами, либо созданием «сверхдержавы», которая в одночасье развалилась без единого выстрела. У нас имеется опыт, которого нет более ни у кого, вот почему мы не имеем права на ошибку.

Если же, отталкиваясь от этого исторического опыта, мы будем действовать, соединяя духовное и материальное, то действительно построим процветающее общество, которое может стать примером для многих.

Печатается с сокращением.


НАСТРОЙТЕ СЕБЯ, КАК ОРГAН

О, чада мои, да - умоляю вас, настройте себя, как орган и сладостный псалтирь Духа Святого.

Прп. Феодор Студит

Большинство людей, входящих сейчас в нашу Церковь, – новообращенные. Мало кто является носителем традиций, мало кто с детства воспитывался в настоящей христианской семье с православными устоями. Представления о духовной жизни у современного человека складываются в основном из книг или из общения с другими христианами.

Книг, касающихся духовной жизни, аскетики, читают сейчас мало. Они написаны слишком высоким духовным языком и не всегда доступны пониманию новоначального христианина. Поэтому чаще всего передача христианского опыта идет от новоначального к новоначальному, обычно в виде неких схем: надо исполнять определенные правила, вести себя определенным образом (православные должны говорить с определенной интонацией, носить определенную одежду) и т. д. – это воспринимается как традиция Церкви,хотя традицией Церкви чаще всего не является.

Одновременно в сознании складывается стереотип жизни христианина и представление о том, как надо жить, чтобы «все было хорошо». Причинно-следственные связи при этом определяются чисто внешним, формальным образом: если ты будешь поступать так, то должно быть обязательно вот так. Если христианин молится, читает утренние и вечерние правила, соблюдает пост в среду и пятницу, ходит в храм, постится и причащается (что, без всякого сомнения, необходимо и важно), то вся его жизнь в соответствии с этим должна измениться. У человека не должно быть уныния и отчаяния, но мир и покой в душе и благополучие в семье, «успехи в труде и счастье в личной жизни», как в поздравительной открытке.

И вот человек, начинающий жить в Церкви, искренне старается исполнять необходимые правила христианской жизни и приходит в недоумение: «Как же так, я покаялся, стараюсь исправить свою жизнь, не поступать как прежде, молюсь, пощусь и причащаюсь, а у меня как было все плохо, так и есть, а иногда даже хуже становится». Человек заходит в тупик и не понимает, что с ним происходит. Кажется, все правильно делает, как написано, как говорят, как положено, а ничего не получается.

Но есть один очень важный момент, который не осознается или забывается. Скажем, музыкант открывает ноты с ноктюрном Шопена, начинает играть, а звучит какофония. Все вроде бы правильно делает, на нужные клавиши нажимает, а музыки нет. Почему? Инструмент расстроен.

Расстроенность нашего внутреннего инструмента, человеческой души, совершенно нами не осознается. Мы пытаемся преодолевать что-то наскоком, формально следовать правилам духовной жизни, не понимая, что правила эти – для правильных. Они действительно помогают достичь состояния гармонии души, но для того, чтобы душа обрела гармонию, необходимо очень глубокое понимание того, что мы из себя представляем на сегодняшний день, в каком мы находимся состоянии. И ожидать того, что сейчас вмиг или даже за год в нашей жизни воцарится гармония только потому, что мы пришли в Церковь и исповедались, является глубочайшим духовным заблуждением, от которого страдают многие.

Мы все ждем, что спасение может произойти помимо нас или благодаря каким-то внешним факторам, за которые мы будем прятаться, не осознавая того, что такое падший человек, что такое наша искаженная грехом природа. Но духовная жизнь начинается с того, что на духовном языке называют словом «смирение» или «смиренномудрие». Лучше будет сказать – начатки смирения, потому что смирение безгранично. Можно вступить на путь смирения, осознать себя грешником, а вот до конца дойти совершенно невозможно. Но начать духовную жизнь можно только с осознания того, что твой духовный инструмент совершенно расстроен и вся твоя духовная жизнь – это, прежде всего, приведение в норму твоей души, исцеление не внешнее, но внутреннее.

Человек начинает молиться и удивляется, что не чувствует того, о чем в книгах о молитве прочел. Многого сразу хочет. Несовершенный человек не должен ждать от молитв и постов быстрого результата. Конечно, после исповеди нам кажется, что с этого момента все должно стать другим. На самом же деле, с этого момента только начинается осознание того, что душа больна и нуждается в огромной духовной работе, в углубленном духовном труде с пониманием того, что если жизнь не меняется, это не вина Церкви, не вина священника, который говорит, как надо поступать, а у тебя все равно ничего не получается. Это состояние твоей собственной души, и нужно принять это с определенным смирением.

В духовной жизни, как в альпинизме, все определяют постоянство и большое терпение. Альпинисты идут в гору очень медленно. Опыт подсказывает им, что если они поторопятся, не дойдут до вершины – очень скоро растеряют силы и дальше идти не смогут. В таком же постоянстве подвига духовной жизни и совершается настройка души, приведение ее в порядок. Но происходит это вовсе не быстро, иногда годами, а мы очень нетерпеливы. Грешил человек всю жизнь, с момента своего рождения, а за год-два хочет достичь совершенства. Так не бывает или бывает крайне редко – у людей, которые способны на столь глубокое покаяние, что могут сразу все бросить, уйти в пустыню и жить суровой подвижнической жизнью.

Надо трудиться терпеливо и постоянно, каждый раз, каждый день, каждую минуту настраивать себя, понуждать на духовную жизнь. И наконец в тот момент, когда, проходя таким путем, человек начинает приближаться к состоянию внутренней гармонии, к созвучию с Божественной волей, тогда все, что он делает, приобретает характер спасения. И тогда и молитвенное правило, и посты, и его жизнь в Церкви начинают приносить плоды. Только в этот момент человек становится живым членом Церкви – плодоносящим. Но пока этого нет, происходит страшное искажение. Именно по этой причине жизнь Церкви иногда неприятно удивляет и даже отталкивает неверующих людей. «А что это у вас в Церкви все так странно? Вроде написано, что вы должны быть святыми, а у вас все не так. Почему?» Именно по этой простой причине, потому что праведность – это результат долгого и нелегкого пути, пути духовного преображения.

Протоиерей Алексий Уминский


ИСКУШЕНИЕ

Я расскажу случай и том, как опасно жить и даже говорить без имени Божия.

В самом начале моего монашества я был личным секретарем архиепископа Сергия, который в тот год был членом Синода, и потому жил в Петрограде. Кроме этого, я был еще чередным иеромонахом на подворье, где жил архиепископ. Наконец, на мне лежала обязанность проповедничества. Благодаря же проповедничеству, я, в некотором смысле, стал казаться «знающим», и ко мне иногда простые души обращались с вопросами.

Однажды после службы подходит ко мне простая женщина высокого роста, довольно полная, блондинка, со спокойным лицом и манерами, и, получив благословение, неторопливо говорит:

— Батюшка! Что мне делать? Какое-то искушение со мной: мне все «вержется» (великорусское слово; означает – «бросается», от слова «ввергать», — Прим. авт.) в глаза и представляется. Обычно — ложно, мечтательно.

— Как так?— спрашиваю.

— Ну, вот. Стою я, к примеру, в церкви, а с потолка вдруг ведро с огурцами падает около меня. Я бросаюсь собирать их — ничего нет... А я неловко повернулась, когда кинулась за огурцами-то, да ногу себе повредила, видно, жилу растянула. Болит теперь.

Дома по потолку кошки какие-то бегают, головами вниз. И всякое такое.

И все это она рассказала спокойно, никакой неврастении, возбужденности или чего-либо ненормального даже невозможно было и предположить в этой здоровой тулячке.

Муж ее, тоже высокий и полный блондин со спокойным улыбающимся лицом, служил пожарным на Балтийском Судостроительном заводе. Я и его узнал потом. И он был прекрасного здоровья. Жили они между собою душа в душу, мирно, дружно.

Ясно, что здесь причины были духовные, сверхъестественные. Неопытный, я ничего не мог понять. Еще меньше мог что-либо сделать, даже не знал, что хоть сказать бы ей...

И спросил, чтобы продлить разговор:

— А с чего это у тебя началось?

— Да вот как. Сижу это я в квартире. А пожарным казенные дома дают, и отопление, и освещение. И жалование хорошее — нам с мужем довольно. Детей у нас нет и не было — Бог не дал, Его святая воля. Сижу у окна за делом, да и говорю сама себе:

— Как уж хорошо живется: все есть, с мужем ладно... Красный угол передо мною был, и вот после этого вдруг выходит из иконы Иван Предтеча, как живой, и говорит мне:

— Ну, если тебе хорошо, так за это чем-нибудь отплатить нужно, какую-нибудь жертву принести. Не успела я от страха-то опомниться, а он опять:

— Вот зарежь себя в жертву.

И исчез. А на меня, батюшка, такой страх напал, такая мука мученическая схватила меня, что я света белого не взвидела. Сердце так защемило, что дыхания нет. Умереть лучше. И уже, как без памяти, бросилась я в кухню, схватила нож и хотела пырнуть себя в грудь-то им. Уж очень сильная мука была на сердце. Уж смерть мне казалась легче...

Ну, и сама опять не знаю, как случилось — но ножик точно кто выбил из рук. Упал он наземь. И я в память пришла. Вот с той самой поры и начало мне представляться разное. Я теперь и икону-то эту боюсь.

Выслушал я и подивился. Первый раз в жизни пришлось узнать такое от живого человека, а не из житий.

— Ну, чем же я тебе помогу? Ведь я не чудотворец. А вот, приди ныне вечером к службе, исповедуйся, завтра причастись Святых Тайн. А после обедни пойдем к тебе на квартиру и отслужим молебен с водосвятием. А там дальше, что Бог даст. Икону же, коли ты ее боишься, принеси ко мне.

Она покорно и тихо выслушала и ушла. Вечером принесла икону св. Иоанна Предтечи. Как сейчас ее помню: вершков 8x5 величиною, бумажная олеография, в узенькой коричневой рамочке.

После богослужения эта женщина исповедывалась у меня. Редко бывают люди такой чистоты в миру. И грехов-то, собственно, не было. Однако она искренне в каких-то мелочах каялась с сокрушением, но опять-таки мирно... Вообще, она была «здоровая» не только телом, но и душою. На другой день причастилась, а потом мы пошли к ней на квартиру.

Я захватил с собою все нужное: и крест, и евангелие, и кропило, и требник, и свечи, и кадило, и ладан. А епитрахиль забыл, без чего мы не можем свершать служб. И уже на полдороги вспомнил. Что делать? Ну, думаю, не возвращаться же.

— Пойдем дальше. Ты дома дай мне чистое полотенце, я благословлю его и употреблю вместо епитрахили. Так нам разрешается по церковным законам в случае нужды. Только ты после не употребляй его ни на что по домашнему, а уж или пожертвуй в Церковь, или же, еще лучше, повесь его в переднем углу над иконою. Это тебе в благословение будет.

Квартира — самая обыкновенная комната, выбеленная чисто, везде порядок. В углу икона с лампадкой. Муж был на службе.

Отслужили мы молебен, окропили все святой водою. Полотенце она тут же повесила над иконами. Угостила меня чаем. И я ушел.

Дня через два-три я увидел ее в церкви подворья и спросил:

— Ну, как с тобой?

— Слава Богу! — говорит она — все кончилось.

— Ну, слава Богу! — ответил я и даже не задумался, что совершилось чудо. А скоро и забыл совсем. И никому даже не хотелось почему-то рассказывать о всем происшедшем. Только своему духовному отцу я все открыл, и то для того, чтобы спросить его, почему это все с ней случилось. Когда он выслушал меня, то без колебания сказал мне:

— Это оттого, что она похвалилась. Никогда не следует этого делать, а особенно вслух. Бесы не могут переносить, когда человеку хорошо: они злобны и завистливы. Но если еще человек молчит, то они, как говорит св. Макарий Египетский, хотя и догадываются о многом, но не все знают. Если же человек выскажет вслух, то узнав, они раздражаются и стараются потом чем-либо навредить: им невыносимо блаженство людей.

— Ну, а как же быть, если и в самом деле хорошо?

— И тогда лучше «молчанием ограждаться», как говорил преподобный Серафим. Ну, а уж если и хочет сказать человек или поблагодарить Бога, тогда нужно оградить это именем Божиим: сказать «слава Богу» или что-нибудь иное. А она сказала: «как хорошо живется», похвалилась. Да еще не прибавила имени Божия. Бесы и нашли доступ к ней, по попущению Божию.

Вот и преподобный Макарий говорит: «Если заметишь ты что доброе, то не приписывай его себе, а отнеси к Богу и возблагодари Его за это».

После из-за этого случая мне многое стало ясно в языке нашем. Например, в обыкновенных разговорах люди всех стран и религий, а особенно христиане, весьма часто употребляют имя Божие, даже почти не замечая этого.

— Боже сохрани! Бога ради! Бог с вами. Ах, Господи!

— Да что это такое, Боже мой! Ой, Боже мой! и т.п.

А самое частое употребляемое имя Божие — при прощании:

— С Богом!

Отчего все это? Оттого, что люди опытно, веками, коллективным наблюдением заметили пользу от одного лишь употребления имени Божия, даже и без особенной веры и молитвы в тот момент.

Но особенно достойно внимания отношение к похвалам нашего русского «простого», а, в сущности, мудрого человека. Когда вы спросите его: «Ну, как поживаете?», он почти никогда не похвалится, не скажет «хорошо» или «отлично». А сдержанно ответит что-либо такое:

— Да ничего, слава Богу... А другие еще благоразумнее скажут, если все благополучно:

— Милостив Бог. А вы как?

Или:

— Бог грехам терпит.

Или просто совсем и обычно:

— Помаленьку, слава Богу!

И повсюду слышишь осторожность, смирение и непременное ограждение именем Божиим.

Например, завяз воз в грязной котловине. Лошаденка из сил бьется. Иной безумец и бьет ее, несчастную, и бранится отчаянными словами. А благоразумный крестьянин дает ей отдохнуть, приободрит, погладит. Потом подопрет воз плечом мужицким, махнет для приличия кнутом и крикнет:

— Э-э, ну-ка, родимая! С Богом!

И глядишь, выкарабкались оба...

Читал я у одного современного писателя рассказ о силе имени Божия. То было в немецкую войну. Перевозили на позицию пушки.

Прошел дождь. Дорогу развезло. Тяжесть неимоверная. Несколько пар лошадей. Пушка завязла в выбоине. Солдаты бьются, мучаются, сквернословят, хлещут лошадей. Ни взад, ни вперед...

И чем бы кончилось это безплодное мучение и людей, и лошадей, Бог весть. Но в это время к этому месту подошел один благообразный, пожилой уже мужичок.

Этот почтенный старичок сначала ласково приветствовал солдат. Потом во имя Божие пожелал им успеха. Погладил лошадок. А потом, когда они и солдаты немного отдохнули, он предложил попробовать двинуться еще раз. И так ласково обратился к солдатам. Они кто к лошадям, кто к пушке. И старичок тут же.

— Ну-ка, милые, с Богом!

Солдаты крикнули, лошади рванули, и пушка была вытянута. Дальше уже легко было.

А сколько таких случаев! Только мы, слепые, не замечаем. Но хорошо, что говорим языком, и это одно нередко ограждает нас от силы вражьей.

Между тем, в новое время стали стыдиться употребления этого спасительного имени.

И нередко мы слышим или горькую жалобу на тяжкое житье, или, наоборот, легкомысленные похвалы:

— Превосходно, превосхо-о-дно!

А иногда и безумные речи: «адски хорошо» или с употреблением «черного слова». И жалея его же, хочется поправить его.

Бывало, услыша хвалу, я или сам добавлю или говорящего попрошу добавить:

— Скажите: «слава Богу!»

— А зачем?

Вот и расскажешь ему такую историю. Иной и примет во внимание...

Митр. Вениамин (Федченков)


РАЗВЕНЧАТЬСЯ?

Раз – венчание, два – венчание… Честно признаюсь, слово «развенчание» режет мне слух. И не только потому, что в нем есть некая терминологическая или филологическая неправильность. Скорее, настороженность вызывает отношение к Таинству Брака, сквозящее в этом слове. Сошелся – разошелся. Обвенчался – «развенчался». Все просто, буднично, обыденно и поправимо. А самое главное – в наших руках.

На самом деле, распад православной семьи – трагедия. Хотя когда люди приходят с вопросом о «развенчании», как раз трагичности они не осознают.

А ведь Господь задумал семью как союз двух людей на всю оставшуюся жизнь: «Я говорю вам: кто разведется с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведенной прелюбодействует». (Мф. 19, 9) Простое и ясное повеление.

Строгое целомудрие было не только оградой от языческой распущенности, царившей вокруг первых христиан. Оно естественно вытекало из понимания того, что брак - это земной образ небесного союза Христа и Церкви. Не может быть у Христа двух Церквей, а у Церкви - кого-то, кроме Христа. Такими же мыслятся отношения мужчины и женщины, соединившихся в христианском браке. Так писал о семье, например, святитель Иоанн Златоуст.

И сейчас мы вкладываем в Таинство именно такой высший смысл, воспринимая семью как малую Церковь, задача которой – духовное спасение всех, кого она объединяет. Есть и еще одна важнейшая черта, объединяющая Церковь и семью. Это действующая в них сила любви. Друг ко другу и ко Господу.

Таким образом, Церковь как провозвестница Евангельской истины, не знает развода, как знали его древние или современные люди. Развода как возвращения добрачной свободы друг от друга. Но есть случаи, когда люди сами разрушили свой брак. И закрывать на это глаза невозможно.

Руководствуясь словами Господа, Церковь признавала факт распада семьи в случае измены одного из супругов. И до сих пор список причин, по которым брак может быть признан распавшимся, невелик. Для точности процитирую официальный документ – «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви»:

«В 1918 году Поместный Собор Российской Православной Церкви в «Определении о поводах к расторжению брачного союза, освященного Церковью» признал в качестве таковых, кроме прелюбодеяния и вступления одной из сторон в новый брак, также отпадение супруга или супруги от Православия, противоестественные пороки, неспособность к брачному сожитию, наступившую до брака или явившуюся следствием намеренного самокалечения, заболевание проказой или сифилисом, длительное безвестное отсутствие, осуждение к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния, посягательство на жизнь или здоровье супруги либо детей, снохачество, сводничество, извлечение выгод из непотребств супруга, неизлечимую тяжкую душевную болезнь и злонамеренное оставление одного супруга другим. В настоящее время этот перечень оснований к расторжению брака дополняется такими причинами, как заболевание СПИДом, медицински засвидетельствованные хронический алкоголизм или наркомания, совершение женой аборта при несогласии мужа».

Скорбный список. И очень не хочется, чтобы что-то из него стало реальностью семейной жизни кого-то из читателей. Но, очень может быть, если Вы читаете эти строки, тема церковного развода коснулась лично Вас. Семья распалась. И теперь понятно, почему это называют трагедией. Что же делать? Конечно, молиться. Или о сохранении семьи, или о том, чтобы Господь управил дальнейшую жизнь по Своей всеблагой воле.

И только тогда, когда в ответ на молитву Вы обретете того, с кем захотите пройти по жизни, когда Вы придете к решению скрепить свой союз Божиим благословением, нужно идти в храм. Там подскажут, как обратиться к правящему архиерею епархии за благословением повторного брака.

Заметьте, это решение настолько важно для Церкви, что принять его может только епископ. А право повторного брака дается только тому, кто не виноват в распаде первой семьи. Не правда ли, существенная разница? Не «развенчание», а повторный брак. Не свобода, а снова семья, малая церковь.

Это важно. Кардинально важно. Но я, как и многие собратья – священники, считаю неуместным омрачать торжество брака словами о разводе. И потому об этом удается поговорить только во время подготовки к венчанию. Может быть, на исповеди. Но для некоторых то, как понимает Церковь Таинство брака, остается неизвестным. А само Таинство – красивым обрядом.

Поэтому мне очень хочется, чтобы мои нерадостные размышления прочитали, прежде всего, не те, кто расспрашивает о «развенчании». А те, кто радостно готовится к Таинству брака. Не потому, что мне нравится омрачать чью-то радость. Но чтобы молодожены осознали всю важность и ответственность предстоящего события. И пусть информация, изложенная здесь, никогда и никому не пригодится!

Священник Михаил Самохин


ПОМНИ ПОСЛЕДНЯЯ ТВОЯ

«Россия, - писал Жуковский, - потеряла Пушкина в ту минуту, когда гений его, созревший в опытах жизни, размышлением и наукою, готовился действовать полною силою. Потеря невозвратная и ничем не вознаградимая».

Пушкин погиб, встав на защиту чистоты своего очага (о дуэли у нас писали разночинцы, а ведь для дворянина естественно дом свой защищать с оружием в руках). Но Господь не попустил ему победить. Железом и пролитием крови зла не истребить.

Пушкин умер через 45 часов после выстрела. И эти часы были отпущены Пушкину для покаяния.

Умирал поэт в сильных физических муках. Так Господь очищает людей от грехов здесь, в земной жизни. Духовно он все возвышался. Просил позвать священника. Не какого-то маститого, а «первого, ближайшего». Послали за отцом Петром из Конюшенной церкви. Священник не заставил себя долго ждать. Исповедал, причастил, вышел к друзьям Пушкина, по словам дочери Карамзина княгини Мещерской, потрясенный, со словами: «Я стар, мне уже недолго жить, на что мне обманывать. Вы можете мне не поверить, но я скажу, что я самому себе желаю такого конца, какой он имел».

Русские гении не умирают.

Словно за ними ревниво следят:

Чуть поднимаются – их убирают –

Пуля, петля, провокация, яд…

Пушкин, Есенин, Шукшин, Маяковский,

Лермонтов, Гоголь, Высоцкий, Рубцов,

И Гумилев, и Тальков, и Тарковский…

Не перечислить, в конце-то концов.

Певчая доля в итоге прекрасна –

В Вечность восходит, как в небо звезда…

Быть настоящим Поэтом опасно.

Быть Настоящим – опасно всегда…

Протоиерей Андрей Логвинов

Иногда страдания отступали, он впадал в забытье. За несколько минут до смерти схватил руку врача Владимира Даля:

«Ну, подымай же меня, пойдем, да выше, выше, - ну, пойдем!»

Последнего его вздоха Даль не расслышал. Но лицо умершего стало вдруг спокойным, торжественным. Жуковский писал, что это выражение бывало у Пушкина и прежде, но никогда - в такой чистоте.

Пушкин отошел ко Господу в мире. Он простил своего убийцу. И не случайно, наверное, Александр Сергеевич похоронен в Святогорском монастыре, куда, находясь в ссылке в Михайловском, он еженедельно ходил молиться.

ПУШКИН (К 210-летию со дня рождения)

Он выполнил своё предназначенье,

Не жалуясь, не требуя наград.

Вся жизнь его, как «чудное мгновенье»,

Как Божий дар, умноженный стократ.

Но завистью и злобою жестокой

Он был убит в расцвете зрелых сил.

Увы! Судьба поэта и пророка

Всегда была трагична на Руси.

Сквозь годы купиной неопалимой

Горит в сердцах его безсмертный стих.

А наш поэт, страдающий, гонимый,

Пред смертию простил врагов своих.

И вот в садах небесного селенья

Он прославляет Вышнего Творца.

И ангелы с весёлым удивленьем

Внимают гласу русского певца.

Татьяна ЕГОРОВА


ВАНГА

Мне кажется, что «бывших афонских монахов» не бывает. Если человек был насельником афонского монастыря, если он принял там монашеский постриг, он навсегда останется святогорцем, где бы он ни нес свое послушание - в Салониках, как свт. Григорий Палама, в далекой России, как преп. Максим Грек, в Молдавии, как преп. Паисий Величковский, или в Болгарии, как герой моего следующего рассказа - митрополит Неврокопский Нафанаил - человек строгой монашеской жизни, аскет, подвижник и настоящий пастырь, любящий своих овец и готовый положить за них жизнь. Несмотря на свой высокий сан, владыка очень прост в общении и готов даже физически послужить любому человеку.

Никогда не забуду, как он дал мне подержать свой епископский жезл и полез по крутому склону горы, собирая мать-и-мачеху, чтобы заварить их от моего бронхита. Так вот, широко известная «прорицательница и провидица» Ванга проживала на территории Неврокопской епархии, предстоятелем которой является владыка Нафанаил. До сих пор многие считают Вангу православной и утверждают, что она действовала с благословения и согласия священноначалия. Именно для таких людей и предназначен этот рассказ.

Однажды, незадолго до смерти Ванги, к митрополиту Нафанаилу прибыли посланцы от нее и передали просьбу слепой старухи приехать к ней. Ванга сообщала владыке, что очень нуждается в его совете и нижайше просит его снизойти к ее старости и болезни и прибыть в ее дом. Владыка, надеясь. что, может быть, она желает покаяться, обещал приехать. Это вполне естественный поступок для доброго пастыря, пекущегося о каждой овце своего стада, тем паче о заблудшей.

Когда владыка через несколько дней приехал и вошел в комнату старухи, он держал в руках крест- мощевик с частицей Честнаго Креста Господня. В комнате было много народу, Ванга сидела в глубине, что-то вещала и не могла слышать, что еще один человек тихо вошел в дверь. Уж во всяком случае, она не могла знать, кто это. Вдруг она прервалась и изменившимся - низким, хриплым голосом с усилием проговорила: «Сюда кто-то зашел. Пусть он немедленно бросит на пол ЭТО!». «Что «это»?» - спросили у Ванги ошеломленные окружающие. И тут она сорвалась на бешеный крик: «ЭТО! Он держит ЭТО в руках! ЭТО мешает мне говорить! Из-за ЭТОГО я ничего не вижу! Я не хочу, чтобы ЭТО было в моем доме!» - вопила старуха, стуча ногами и раскачиваясь. Владыка развернулся, сел в машину и уехал.

А. Дворкин (из «Афонских рассказов»)


ПРИТЧА

Один молодой инок мыл листья салата. К нему подошёл другой монах и, желая испытать его, спросил:

– Можешь ли ты повторить, что говорил старец в проповеди сегодня утром?

– Я не помню, – признался молодой монах.

– Для чего же ты слушал проповедь, если ты уже её не помнишь?

– Погляди, брат: вода моет салат, но не остаётся на его листьях. Салат, тем не менее, становится совершенно чистым.

· · ·

Жил в городе человек, похвалявшийся своей мудростью. Один человек решил испытать его и говорит:

– Признаю тебя мудрецом, если ты будешь спокойно переносить оскорбления и брань.

После чего бранил и оскорблял его, покуда не устал делать это.

– Теперь-то ты веришь, что я действительно мудрец?

На это испытующий ответил:

– Я бы поверил, если бы ты промолчал.

· · ·

Авва Даниил славился своей мягкостью и милосердием к грешникам. Однажды, придя к тяжелобольному человеку выслушать исповедь, он увидел, что тот колеблется. «Я не настаиваю, чтобы ты исповедался, – сказал старец. – Я не хочу, чтобы под влиянием страха ты принял поспешное решение. Засыпай спокойно, и если завтра утром проснёшься, позови меня».



Официальный сайт Храма Святителя Тихона, Патриарха Московского и Всероссийского.
Создан и поддерживается с благословения настоятеля храма.
Обращаться по телефону (484) 394-75-15, 8-903-109-35-66
Copyright © 2014 Все права защищены
Рейтинг@Mail.ru
Дизайн и программирование: CriticWorld