Архив номеров: 2012 год, выпуск № 3 (99)

Пост не изобретение христиан. Пост был известен еще с глубокой древности, о чём находим примеры в Ветхом Завете, он был заповедан людям Богом. Вот слово Господне к пророку Иоилю: «Назначьте пост… созовите старцев и всех жителей страны сей в дом Господа Бога вашего и взывайте к Господу» (Иоил.1,14).

Библия являет нам примеры чудных постов: Моисей пробыл у Господа – на Синае – «сорок дней и сорок ночей, хлеба не ел и воды не пил; и написал на скрижалях слова завета, десятословие» (Исх.34,28); Господь Иисус Христос «поведён был Духом в пустыню. Там сорок дней Он был искушаем от диавола и ничего не ел в эти дни», отвечая на все происки лукавого: «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим» (Лк.4,1,2,4). Великий пост предваряет величайший праздник – Светлое Христово Воскресение. Но обратите внимание, что радость радостью, а мы всё равно помним о том, что Христу предстоит мука смертная. И сопереживая Спасителю, постимся. И если мы истинно постимся, то в своей душе ощущаем благодать, пребываем в особом духовном состоянии. Ибо только такое приуготовление даёт полноту понимания истинной ценности происходящего события.

Многие спрашивают: «Зачем нужен пост телесный? Может быть, вполне хватит молитвы и раскаяния в грехах?» Апостол Павел пишет: «Усмиряю и порабощаю тело мое, дабы… не остаться недостойным» (1Кор.9,27). Значит, и такие святые люди, как апостолы, не могли обойтись без поста! Так чем же мы, слабые усмирим свою грешную плоть с её похотями, коли поститься не будем?

А блж. Августин подсказывает: «Если вас спросят: для чего вы пос­титесь и мучите себя? отвечайте: бешеную лошадь, которую нельзя укротить уздою, необходимо усмирять голодом и жаждою».

Но пост – это не вегетарианство и не голодовка. Это – оружие, уготованное нам Богом, костыль духовный. Однако для каждого должна быть своя мера поста. Не надо воображать себя монахом и поститься сверх меры. Ну кому нужно, если вы в неразумном рвении обезсилите до такой степени, что будете не в силах даже работать? Богу это не надо. И самому человеку не полезно. Как излишества тяготят, так и чрезмерный аскетизм надрывает человека. А вот когда ты узнаешь, что Бог не хочет, чтобы ты издевался над собой и загонял себя в какие-то невероятные рамки, а желает только то, что ты можешь радостно и добровольно Ему принести, – становится легко и радостно. Держись золотой середины. Как сказал Василий Великий, «прав только тот, кто направляет свой ум к середине добродетели». Но если ты постишься, а близких поедом ешь – грош цена твоему посту. Вот если с любовью пост – он будет светлый, хороший, а если будет пост ради поста, а не ради спасения, то появляется уныние, грусть, раздражение на весь мир, желание обособиться. А пост должен рождать совсем другие чувства: покаяние, осознание несовершенства самого себя, и следствие этого – чувство любви к другим людям, которые есть образ Божий. Пост должен сопровождаться молитвою, исповеданием грехов, покаянием, делами благотворения, смирением и самоуничижением.

Впрочем, пост – это не только воздержание в еде. Прп.Серафим Саровский увещевал не есть досыта, чтобы осталось место для Святого Духа. А псалмопевец Давид пишет: «Я изнурял постом душу мою» (Пс.34,13). Но что значит «изнурять постом душу»? Не чрево, а именно душу? Это значит воздерживаться во время поста от всего, что может навредить нашей душе, т.е. воздержанием духовным. Так, воздержание в языке значит не злословить, не осуждать, не празднословить. «Но праздные слова не вредны, – думают многие, – а уж праздные мысли тем более, их же никто не слышит!» Так ведь и мелкие насекомые в большинстве своём не ядовиты и не смертоносны, однако легко ли дышать воздухом, наполненным ими? Они лезут в глаза и уши, раздражают. «Да как же можно мысли контролировать? – удивится кто-то. – От разговоров праздных, многословных убежать ещё можно – сократить общение во время поста. А мысль, она раз! – и влетела». Молитесь, отвечу я, чтобы не было времени ни на что другое. Проявите упорство. Читайте Шестопсалмие, повечерие, каноны… Ежедневно прочитывайте хотя бы два псалма. Кроме того, говорите с Хрис­том своими словами. Просто и от сердца, так, как если бы вы видели Его пред собою: «Отче мой, я согрешил: бездуховно провёл день, в суете мирской. Осуждал, много разговаривал, смеялся, много ел, не молился. Прости мне, Господи». И пожалеет вас Христос, и даст вам слёзы. А слёзы во время молитвы дают нам силы, избавляют от печалей.

Далее, воздержание для глаз – не прельщаться приятным, не смотреть на что-либо неприличное; воздержание в слухе – не поражаться пустою молвою. Также нужно воздерживаться от раздражительности, от жажды славы. Воздержание – мать целомудрия, снабдитель здоровья. Иоанн Златоуст увещевал: «Избегай блуда, оскверняющего душу и тело; блуда, удаляющего нас от Бога; блуда, который уготовляет для нас вечный и неугасимый огонь». Воистину «низменные удовольствия этой жизни подобны теням и сновидениям: прежде чем окончится греховное дело, удовольствие исчезнет, а наказание за него не имеет конца», – предупреждал свт. Иоанн Златоуст. Великий пост – самое время поразмышлять о конце жизни. Подумай, сколько лет ты уже прожил – а пролетели они как одна минута. Помни о часе смертном и вовек не согрешишь.

Иерей Илия Амбарцумов

«Но не только ради этого учрежден наш новый праздник», – пишет Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, – «День православной книги прославляет не только ее появление в печатном виде, но и само явление православной книги. В книгах издавна сохранялась и передавалась информация от поколения к поколению, от отдельного человека – автора – к его читателям. За это мы ценим книги. Но информация бывает разной: истинной и ложной, полезной и вредной, полезной для души и полезной для обыденной жизни. Недаром наш народ говорит: «Не все свято, что в книгу вмято». Православная же книга сохраняет и распространяет знание, которое приближает человека к Богу. Она открывает ему путь к Творцу через чтение, благочестивое размышление, постижение трудов отцов Церкви, молитву...

Понятие православной книги включает в себя не только тексты Священного Писания, святоотеческого наследия и богослужебную литературу. Православными могут быть и публицистика, и художественная литература. Однако только в том случае, если они помогают читателю приблизиться к Истине.

Очень важно, чтобы наши современники научились узнавать такие книги, любить их и прибегать к их мудрости, особенно в сложных жизненных ситуациях.

Преподобный Марк Подвижник говорил: «Иное есть ведение вещей, а иное – ведение истины. Сколько различно солнце от луны, столько второе полезнее первого».

Учрежденный праздник призван помочь как можно большему числу людей осмыслить значение православной книги и через это осознание стать более взыскательными и разборчивыми читателями, заботящимися о том, чтобы истинные знания наполняли ум и сердце. Обращаясь к православной книге, мы следуем известному ветхозаветному речению: «Если будешь призывать знание и взывать к разуму; если будешь искать его, как серебра, и отыскивать его, как сокровище, то уразумеешь страх Господень и найдешь познание о Боге. Ибо Господь дает мудрость; из уст Его – знание и разум» (Прит.2, 3–6).

«Православное христианство неразрывно связано с Книгой», – говорит Председатель Издательского Совета Русской Православной Церкви митрополит Калужский и Боровский Климент. В основе нашей веры лежит Книга Книг – Библия и, прежде всего, Святое Евангелие, заповеди которого являются истинным, непреложным руководством в духовной жизни для каждого верующего человека. Без книг и книжного знания невозможно представить себе ни православное богослужение, ни нашу частную жизнь и жизнь наших семей, ни воспитание детей в духе заповедей Хрис­товых, ни образование, в особенности образование духовное. По слову великого учителя Православной Церкви святителя Иоанна Златоуста, «невозможно спастись никому, кто не упражняется постоянно в духовном чтении. Великая защита от грехов – чтение Писаний; а незнание Писаний – великая стремнина и глубокая пропасть. Не только монашествующим, но и мирянам надлежит читать Священное Писание, и мирянам больше, нежели монашествующим». Книга всегда сопровождала, сопровождает и, хочется верить, будет сопровождать всякого православного христианина в его шествии по неотмирным путям, по дороге ко Христу Спасителю и Царствию Небесному. Основная задача проведения Дня православной книги – развитие у населения интереса к чтению духовно-нравственной литературы».

Но когда дошло до принятия решения об апробации нового курса, откуда-то вылезла идея преподавания «Основ светской этики» для тех школьников, чьи родители не захотят, чтобы их дети знали что-либо о религиозной нравственности. Ну и какой же смысл вложили авторы курса в свой термин «светская этика»?

Берём учебник «Основы религиозных культур и светской этики. Основы светской этики. 4-5 классы: учебное пособие для общеобразовательных учреждений» (М.: Просвещение, 2010 г.). В нём можно найти следующее утверждение: «Различают этику религиозную и светскую. Слово «светская» означает «мирская», «гражданская». Очевидно, что, по мысли авторов модуля, «светская этика» есть «этика нерелигиозная».

Анонимные авторы на 2-й странице так определяют предназначение своего пособия: «Учебное пособие знакомит учащихся с основами светской этики. Что такое добро и зло, добродетель и порок, альтруизм и эгоизм? Что значит быть моральным? В этих и других вопросах поможет школьникам разобраться светская этика. Учащиеся узнают о том, что такое настоящий друг, честь и дос­тоинство, стыд и совесть, этикет, и о многом другом. Светская этика даст знания, которые помогут учащимся самостоятельно совершать моральные поступки, а значит, сделать свою жизнь и жизнь других людей лучше».

Многообещающе. Но, вот мы и посмотрим, чему конкретно учит школьников «светская этика» в этих ключевых вопросах. Итак, по порядку. Как «светская этика» определяет понятие «добро»? А вот как: «Добро – это нравственная ценность, которая относится к человеческой деятельности, образец поступков людей и отношений между ними».

Непонятный, ни к чему не обязывающий набор слов. Впрочем, на следующей странице можно найти что-то более содержательное: «Итак, добро – это: · поступки, которые помогают преодолеть разобщенность между людьми, способствуют утверждению гуманности (человеколюбия, взаимопонимания и взаимоуважения); · поступки, которые помогают развиваться самому человеку и окружающим его людям».

Туманно как-то. Неконкретно, неопределённо. Хотя ключевые установки видны: преодолевать разобщённость между людьми, утверждать гуманизм, развиваться самому и помогать развиваться другим. Неплохо, но как-то ограничено. Чего-то не хватает. Пос­мотрим, как учебник по «cветской этике» определяет «зло»:

«Зло – это противоположность добра, это то, что мораль стремится устранить и исправить. Зло может существовать в разных поступках людей. Приведём наиболее распространённые примеры проявления зла: сознательное унижение других людей, которое чаще всего проявляется в неуважении и нетерпимости к ним; обман, из-за которого те, кого обманули, совершают неправильные поступки; насилие, которое подавляет свободу человека, лишая его способности к самостоятельности, или делает его недобрым».

После туманного определения «добра» следует туманное определение «зла», как противоположности туманного добра. Когда же дело доходит до конкретных примеров зла, перечень их снова оказывается очень скудным. Подозрительным видится то обстоятельство, что анонимные авторы пособия по «cветской этике» учат, что злом является не обман сам по себе, а только такой обман, после которого обманутые люди совершают «неправильные поступки». В подобной «светской этике» и взрослому трудно разобраться. Например, обманули какие-либо мошенники наивного человека, допустим, на 100 000 рублей. А он на мошенников в суд подал. Подать в суд – это «правильный поступок» или «неправильный»? Зло совершили мошенники или не зло? Вывод из всего этого можно сделать довольно интересный: обманывать можно, но лучше обманывать так, чтобы обманутый человек об этом не догадался. А если догадается – чтобы не совершил «неправильного поступка». А если обманутый совершит «правильный поступок», то обман злом не считается.

Другой пример зла – «насилие, которое подавляет свободу человека, лишая его способности к самостоятельности, или делает его недобрым». Насилие, причиняющее вред здоровью человека, анонимные авторы за зло, очевидно, не считают. А насилие, угрожающее жизни человека? Между прочим, «насилие, которое подавляет свободу человека, лишая его способности к самостоятельности, или делает его недобрым» – это же тюремное заключение, довольно распространённая современная форма наказания преступников! Вывод: правоохранительные органы, суды, прокуратура, система исполнения наказаний – вот это для анонимных авторов пособия по «светской этике» априори является злом, а вовсе не насилие преступников, угрожающее здоровью человека!

Любопытно, что все наши рассуждения для анонимных авторов пособия по «светской этике» будут абсолютно безразличны. У них свои жизненные установки, и наших доводов они просто не услышат. Они хотят и российских школьников научить следующему:

«Светская этика предполагает, что человек САМ может определять, что такое добро, а что такое зло».

Очевидно, что анонимные авторы в этом убеждены. Налицо проповедь крайнего индивидуализма. Анонимные авторы обещали разъяснить детям, «что такое добро и зло, добродетель и порок, альтруизм и эгоизм...» Про добро и зло мы уже узнали. А что такое добродетель в «светской этике»? Читаем: «Добродетель выражает стремление человека к добру, стремление быть похожим на нравственную личность... образцом для подражания могут быть родители, учитель, друг, космонавты, полярники, военные, спортсмены, артисты, литературные персонажи (богатыри, мушкетёры, рыцари)».

Анонимные авторы предлагают конкретный перечень личностей, как образцов для подражания. Но можно ли априори считать артиста или спортсмена нравственной личностью, стремление быть похожим на которую является добродетелью? Например, быть похожей на Ксению Собчак или иных актёров из «Дома-2»? В рамках либеральной «светской этики» это оказывается возможным, так как человек САМ определяет, что такое добро. В рамках «светской этики» подражание Ксении Собчак вполне может быть добродетелью. А что, в таком случае, учебник называет пороком? «Действия, результатом которых оказывается причинение зла себе или другим людям, называется пороками».

Если учесть, что «светская этика предполагает, что человек САМ может определять, что такое добро, а что такое зло», то и понятие порока оказывается очень индивидуальным. Человек САМ определяет, что является или не является пороком. Блуд перестаёт быть пороком, если не видеть в нём зла. Порнография перестаёт быть пороком. Гомосексуализм в либеральной концепции пороком также может не являться, если всё делается по «любви», по согласию. Даже педофилия не будет пороком в подобном случае, если ребёнок «полюбит» взрослого дядю. Перечень можно продолжить... Но, посмотрим, чему ещё учат анонимные авторы школьников: «Стыд – это тяжёлое, подавленное душевное состояние человека, которое появляется после обсуждения его поведения окружающими людьми».

Что можно сказать? По мысли учебника, если окружающие люди не будут обсуждать твоё поведение, то и стыд не появится. А так как стыд связан с некомфортным состоянием, то лучше бы эти люди не обсуждали плохие поступки, а ещё лучше, чтобы вовсе не знали о них. И можно жить спокойно и весело, без стыда.

В чём особенности «светской» морали? «Моральные нормы (правила) нигде не записаны... Моральные нормы не имеют документального оформления, т.е. нет единого свода (списка) моральных норм».

Удивляться этой установке анонимных авторов уже не приходится. Ведь «человек САМ определяет, что такое добро, а что такое зло». Такова либеральная «светская этика»: моральные нормы устанавливаю для себя сам. Кстати, в коммунистическо-социалистической «светской этике» моральные нормы получили документальное оформление, например, в «Моральном кодексе строителя коммунизма». Тем более моральные нормы были документально оформлены в религиозных системах этики. Но эти очевидные факты анонимные авторы игнорируют: коммунисты со своим кодексом оказались за бортом «светской этики».

Знаковой является пропаганда анонимными авторами «разумного эгоизма»: «Альтруист хочет, чтобы всем было хорошо... Альтруизму противостоит эгоизм... Другое дело – разумный эгоизм. Разумный эгоизм – способность человека, преследуя свои интересы, содействовать общему благу».

Для либеральной идеи с её установкой на крайний индивидуализм воспитание эгоиста разумного, конечно, естественно и органично. Можно «поздравить» российскую школу, которой предстоит выполнение столь важной задачи: вырастить из ребёнка разумного эгоиста! Впрочем, либеральная «светская этика» и саму российскую школу сделает не совсем российской. Анонимные авторы, например, в качес­тве нравственных идеалов для подражания предлагают ученикам типажи явно нероссийские: «джентельмен», «леди». Анонимные авторы учат стесняться своей национальности: «Не принято спрашивать у человека, какой он национальности». Некоторые перлы «Основ светской этики», конечно, относительно безобидны и даже забавны: «Щедрость – это середина между расточительностью и скупостью»; «Мужество – середина между трусос­тью и безрассудной, бездумной отвагой».

Дети впоследствии смогут использовать эти идеи где-нибудь на школьном КВН, но воспитанию из них действительно щедрых и мужественных людей модуль «Основы светской этики» никак не поможет. Видимо, такой цели либеральная концепция с её разумным эгоизмом и индивидуализмом просто не ставит.

Что тут можно сказать в заключение? Внедрение либерально-демократической концепции привело за последние двадцать лет Россию к тому трагическому состоянию, которое всем хорошо известно. Именно насаждение стереотипа, что каждый индивидуум самостоятельно определяет для себя содержание понятий «добро» и «зло», «порок» и «добродетель», сам устанавливает для себя моральные нормы без учёта общественных интересов и традиционных нравственных ценностей, привело к духовному и экономическому кризису нашу страну. Разгул преступности, коррупция чиновников, обезценивание человеческой жизни, катастрофический уровень алкоголизма и наркомании, миллионы абортов ежегодно, распад семей...

Сделаны попытки противостоять этому кризису, угрожающему самому существованию страны, путём возрождения традиционных духовно-нравственных ценностей. Конкретно это выразилось, например, в попытке преподавания в школах «Основ Православной культуры»... Но бес не дремлет. В рамках комплексного учебного курса ОРК и СЭ в виде модуля «Основы светской этики» внедрили обучение либерально-демократической концепции. Пожар предлагается заливать керосином.

Протоиерей Георгий Бирюков (печатается с сокращением)

Эта книга – урок всем: писателям – вот как надо писать о духовной жизни, критикам – вот что надо поднимать на высоту внимания, издателям – вот что надо издавать, продавцам – вот что надо продавать, покупателям – вот что надо покупать, что читать, у чего учиться воспитывать душу.

Как же я давно не испытывал счастья такого чтения, когда сам у себя отнимаешь книгу, а то на завтра ничего не останется, когда чувствуешь себя среди тех, кто описан, в данном случае среди монахов. И понимаешь, что они уже навсегда будут с тобой, и засыпаешь с чувством вины перед ними: я-то сплю, а они за меня молятся.

Итак – свершилось! Книга архимандрита Тихона «Несвятые святые» ошеломила дельцов книжного рынка. Как? Доселе они ковали капитал на пропаганде пошлости и разврата, а тут книга, написанная архимандритом, да ещё и о монахах, да ещё и о делах самых прозаических. И расходится так, что бьёт все рекорды книгопродаж. А казалось бы, что интересного в монашеской жизни? Живут, да работают, да подолгу в церкви стоят. Что тут занимательного? Где сюжет, где интрига? Вот если б было, как у Франсуа Рабле, описание нечестивой монашеской жизни, тогда да. Но не путайте, торгаши, православие и католицизм, Рабле писал картины из жизни католичества, здесь жизнь православного монашества.

Доверчивость – черта характера православная. И на этой-то доверчивости держится обман читателей. Либеральная машина рек­ламы вдвигает в сознание только один тип современной литературы – примитивный. Реклама её как перхоть покрывает вагоны общест­венного транспорта, мельтешит на экранах. А что рекламируется? Насилие, уголовные разборки, разврат, убийства из-за денег, захват политического влияния опять же из-за наживы, вот, пожалуй, и всё. Но какая хамская уверенность авторов в своей значительности. На приёме у президента они так напёрли на него, что он, бедняга, не посмел сказать, что мы же в стране Пушкина и Достоевского, Гоголя и Гончарова, Шмелёва и Шолохова. И что упали до уровня этой масс-писанины.

Ну не дико ли – читать, чтобы узнать к концу книги, кто кого и за что убил? Дочитал? Узнал? И что? Стал ты лучше, добрее, чище? Наоборот. Тебя вываляли в грязи, тебе внушили, что в России жить невозможно, тебе пощекотали нервы драками, стрельбой, постелью, тебя сделали хуже, унизили, да всё это ещё и за твои деньги. И ты уже отравлен наркотой такого чтения и выскребаешь из кармана трудовые гроши, идёшь к книжному прилавку, на котором, как дешёвые проститутки, всё время появляются новые приманки.

Но чудо русского языка в том, что он доверяется только тем, кто думает не о себе, а о России. Всё это чтиво проваливается в чёрные дыры безвестности, кто будет знать донцовых-марининых-устиновых лет всего через тридцать? А книга «Несвятые святые» обречена на безсмертие. Она скажет потомкам, как смогла сохраниться Россия при таком страшном, непрерывном нашествии на неё.

Эта книга – урок всем: писателям – вот как надо писать о духовной жизни, критикам – вот что надо поднимать на высоту внимания, издателям – вот что надо издавать, продавцам – вот что надо продавать, покупателям – вот что надо покупать, что читать, у чего учиться воспитывать душу.

Сохранение Псково-Печерской лавры – это битва за Россию. И победа была одержана. Прежде всего, воинами Великой Отечественной, ставшими монахами. И теми, кто пришёл им на смену. Они разные: и говорливые, и молчаливые, и работящие, и не очень, и резкие, и мягкие, но все они добрые, все желающие нам спасения.

Выстояла лавра – выстояла Россия. Неотрывно читаешь страницы о тех боях за спасение нашей души. Министр Фурцева по приказу Хрущёва приехала закрывать лавру и не закрыла. Чекисты надрывались и коммунисты – и не смогли. Может, из деликатности автор не сказал о том, что Фурцева покончила жизнь самоубийством, и о том мусоре, который наваливали на могилу Хрущёва, и о его американоподданном сыночке. Да Бог всем судия.

Книга «Несвятые святые» становится в ряд с хрестоматийными уже описаниями монашеской жизни «Луг Духовный» Иоанна Мосха, «Письмами со Святой Горы» Сергия Святогорца. Читаешь её и будто продолжаешь чтение о житии монахов первых и средних веков христианства. Они рядом с нами: и монахи Нитрийской пустыни, и великие старцы Антоний, Павел, Макарий, палестинские Георгий и Иоанн Хозевиты, Герасим, монахи Киево-Печерской и Троице-Сергиевой лавр, все с нами, все рядом. И вслед идущие отцы – старцы современности. Кто сказал, что их нет? Откройте книгу отца Тихона. Для Православия нет времени, оно в вечности. И современности нет – это летящие и исчезающие мгновения жизни. Данные нам для того, чтобы успеть заслужить Царство Небесное.

Поклонимся монахам. Вспомним тишайшего старца Памву, идущего с братией по Александрии, и то, как гневно сказал он сидящим людям: «Встаньте и приветствуйте монахов: они говорят с Богом!»

Мы просто ещё мало жили, чтобы понять, какой силой духа обладают монахи – наши современники. Прочтите о них, попытайтесь поставить себя на их место. И нам, в этом суматошном, тревожном мире, жить нелегко, а монахам? Ты стоял каждую ночь четыре-пять-шесть часов на молитве? Ты валился с ног от усталости на послушании? И сохранял при этом любовь к людям, радость душевную, сердечное спокойствие?

Как достигнута в книге такой силы выразительность? Ведь даже если бы главы не сопровождались очень нужными фотографиями монахов, всё равно бы они виделись нашим внутренним зрением. Как? Конечно, тут Божий дар автору, но тут и работа над талантом. Очень помогло кинематографическое образование архимандрита Тихона, в миру Георгия. И надо всем этим всё покрывающая любовь к собратьям. Любовь – вот слово, которое нельзя произносить, если ты его не обес­печил золотом страдания за того, кого любишь.

Без монашеской молитвы не спастись миру. Ни всему миру, ни России, ни каждому из нас. Будем молиться за монахов. Им стократно тяжелее, чем нам. Но они и стократно сильнее.

Многая и благая Вам лета, отец Тихон! Долгоденствия, благоденствия и новых трудов! Они нужны, они делают нас лучше и чище.

Думаю, что эта книга – этапная для общего нашего сознания. Неужели ещё кому-то неясно, что Россия достойна именно такой литературы.

…И вот уже и дописал отзыв и собрался в редакцию, а всё равно открыл книгу и вновь читал. И прошибала внезапная слеза. А ведь я знал матушку Фросю. То есть виделся один раз в 90-м году. Нас привёл к ней физик из Саровского ядерного центра. Он говорил: лучше сразу идти, а то спрячется. Мы – Владислав Артёмов, Леонид Бородин, Пётр Палиевский – вошли в низенькую горницу. Поздоровались. Матушка сидела вполоборота к нам, лицом к иконам. И, не оборачиваясь, сурово сказала: «Пишут и пишут и думают, что работают». Когда я робко сказал, что же тогда настоящая работа, она ответила: «А вон церковь превратили в овощехранилище. Выгребите картошку, выметите всё, свечку зажгите и Псалтирь читайте». Сухариков из горшочка преподобного Серафима всё-таки дала.

И опять листал страницы и понимал, что обрёл чтение на всю оставшуюся жизнь.

Спасители наши! Несвятые святые, молите Христа Бога спастися душам нашим! Вашими мощными молитвами и нашими слабосильными устоит Россия.

Владимир Николаевич КРУПИН

Древнее предание донесло до нас слова Христа: «В чём застану, в том и сужу» (св.Иустин Философ). Есть у христиан вера, что если человек перед кончиной сподобится причаститься Христовых Таин, то его душа сразу возносится к Богу, минуя все посмертные испытания…

Осенью 1994 года ко мне в Сретенский монастырь приехал мой институтский товарищ Дмитрий Таланкин. Дима принёс печальную весть: великий актёр и режиссёр Сергей Фёдорович Бондарчук находится при смерти. Дмитрий ра­зыскал меня, чтобы исповедовать и причастить умирающего… Сергей Фёдорович, крещённый в детстве, воспитывался и жил в атеистической среде, а на склоне лет сам пришёл к познанию Бога. Но вероучение он обрёл не в Церкви, а в религиозных трудах Льва Николаевича Толстого, перед гением которого преклонялся. Толстой, как известно, в конце XIX века предложил миру созданную им религию.

Дима рассказал, что в последние недели к физическим страданиям Сергея Фёдоровича прибавились ещё и весьма странные, тяжкие духовные мучения. Перед ним как наяву представали образы давно умерших людей, прежних знакомых – знаменитых актёров. Но теперь они являлись в самых устрашающих образах и истязали больного, не давая покоя ни днём, ни ночью. Врачи пытались помочь, но безуспешно. Измученный кошмарами, Бондарчук пытался искать защиту в толстовской религии. Но странные пришельцы, врывавшиеся в его сознание, лишь глумились и мучили его ещё сильнее.

На следующее утро в квартире Бондарчуков меня встретили супруга Сергея Фёдоровича, Ирина Константиновна Скобцева, и их дети – Алёна и Федя. Сергей Фёдорович лежал в просторной комнате с зашторенными окнами. Напротив кровати висел большой, прекрасного письма портрет Толстого. Поздоровавшись с Сергеем Фёдоровичем, я присел к его постели… и сказал, что нахожусь здесь для того, чтобы напомнить о драгоценном знании, которое Церковь хранит и передаёт из поколения в поколение… что смерть физическая не конец нашего существования, а начало новой жизни, к которой предназначен человек. Я поведал о прекрасном, удивительном мире, безконечно добром и светлом, куда Спаситель вводит каждого, кто доверится Ему от всего сердца. Что касается устрашающих видений… здесь я без обиняков изложил учение Церкви о влиянии на нас падших духов. Сергей Фёдорович, видимо, на собственном опыте прочувствовал реальность присутствия в нашем мире этих безпощадных духовных существ и слушал очень внимательно. В преддверии смерти, когда человек приближается к границе между здешним и иным мирами, непроницаемая ранее духовная завеса между ними истончается. Неожиданно человек начинает видеть новую для него реальность. Главным потрясением зачастую становится то, что эта открывающаяся реальность бывает агрессивной и поистине ужасной. По причине нераскаянных грехов человек оказывается доступным для существ, которых в Православии именуют бесами. Они-то и устрашают умирающего, в том числе принимая облик некогда знакомых ему лиц. Их цель – привести человека в предельное отчаяние. Чтобы в иной мир душа перешла в мучительном состоянии безнадёжности, отсутствия веры в Бога и надежды на спасение. Сергей Фёдорович выслушал всё с заметным волнением. Видно было, что многое он уже сам понял.

Когда я закончил, он сказал, что хотел бы от всего сердца исповедоваться и причаститься Христовых Таин. Прежде чем остаться с ним наедине, мне надо было сделать два важных дела. Я объяснил домочадцам, что смерть не только горесть об оставляющем нас человеке, но и великий праздник для христианина – переход в жизнь вечную. Необходимо помочь ему подготовиться к этому важнейшему событию. Я попросил Ирину Константиновну приготовить праздничный стол, а Федю – выставить лучшие напитки.

Вернувшись к Сергею Фёдоровичу, я сообщил, что сейчас мы будем готовиться к исповеди и причащению. «Но я не знаю, как это делается», – предупредил Бондарчук доверчиво. – «Я вам помогу. Но только веруете ли вы в Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа?» – «Да, да! Я в Него верую!» – сердечно проговорил Сергей Фёдорович. Потом, вспомнив что-то, замялся и добавил: «Но я… я всё время просил помощи у Толстого…» – «Сергей Фёдорович! – горячо сказал я. – Толстой был великий, замечательный писатель! Но он никогда не сможет защитить вас от этих страшных видений. От них может оградить только Господь!»

…Поставить Святые Дары для подготовки к Причащению можно было только на комоде, под изображением писателя. Но это представлялось немыслимым! Толстой при жизни не просто отказывался верить в Таинства Церкви,– долгие годы он сознательно и жестоко глумился над ними. Бондарчук знал и понимал всё не хуже меня. Поэтому портрет перенесли в гостиную. В доме Бондарчуков была старинная, в потемневших серебряных ризах икона Спасителя. Мы с Федей установили её перед взором больного. Бондарчук глубоко, мужественно и искренне исповедался пред Богом за всю свою жизнь. Затем в комнату пришла вся семья, и Сергей Фёдорович – впервые после своего далёкого детства – причастился Святых Христовых Таин. Выражение боли и мучения исчезло с его лица.

Затем мы накрыли прекрасный стол у постели больного. Федя налил отцовского коньяка, и мы поз­дравили Сергея Фёдоровича с первым Причастием, провожая его в таинственный путь, который ему вскоре надлежало пройти. Перед уходом я записал на листке текст самой простой Иисусовой молитвы. Ничего более сложного он выучить уже бы не смог. Потом я снял со своей руки монашеские чётки и научил Сергея Фёдоровича, как по ним молиться.

Прошло несколько дней. Ужасные видения больше не тревожили его. Он лежал, подолгу глядя на икону Спасителя, или, закрыв глаза, перебирал чётки, шепча молитву. Иногда он прижимал к губам крестик на чётках. Это означало, что физическая боль становилась нестерпимой. Прошла ещё неделя. Бондарчука увезли в больницу. Врачи объявили, что всё может произойти со дня на день. Взяв Святые Дары для причащения больных, я поехал в ЦКБ.

Сергей Фёдорович нестерпимо страдал. Когда я подошёл, он приоткрыл глаза, давая понять, что узнал меня. В руке его были чётки. Я спросил, хочет ли он причаститься? Он кивнул. Говорить он уже не мог. Я прочёл над ним разрешительную молитву и причастил. Потом у его кровати, на коленях, мы со всей его семьёй совершили канон на исход души. Эту молитву читают, когда человек хочет, но не может умереть. В ней Церковь передаёт своего сына в руки Божии и просит освободить его от страданий и временной жизни. Перекрестив Сергея Фёдоровича в последний раз, мы с Димой Таланкиным поехали к нему домой. На пороге нас встретили его заплаканные родители. Им только что позвонила Алёна и сообщила, что Сергея Фёдоровича не стало…

Архимандрит Тихон (Шевкунов) (печатается с сокращением) из книги «Несвятые святые» и другие рассказы.

«Чудесные истории» – книга московской писательницы Олеси Николаевой. В основе их лежат подлинные события. По признанию самой Николаевой, ощущение необычайности, чудесности жизни возникает всякий раз, когда приоткрывается смысл происходящего, за которым угадывается действие Промысла Божьего. В этом номере мы публикуем один из чудесных рассказов из этой замечательной православной книги.

А вот какая история произошла с кандидатом биологии, ныне иеромонахом Иаковом, грузином.

Родился он в Тбилиси, а учился в Мос­кве, в Университете. Там и диссертацию защищал. В детстве его, конечно, как и всякого грузина, крестили, и Пасху он праздновал радостно и широко, но в храм не ходил, а к Богу относился хоть и уважительно, но отстраненно. Он же по профессии естественник, биолог. А в этой среде культ науки, разума, эксперимента.

Ну и как-то сказал он своему другу, тоже естественнику, когда у них зашла речь о Боге:

– Мы же с тобой одного замеса – чему доверяем? Опыту. Вот если кто-то пос­тавит такой эксперимент, из которого бы следовал вывод о существовании Творца и Промыслителя, я не то что уверую – я в монахи уйду.

Стал этот друг его стыдить – мол, все доказательства бытия Божьего соразмерны лишь мелкому и ограниченному человеческому разуму, поэтому – что ж Бога так унижать какими-то доказательствами? А наш грузин ему:

– Все равно, я верую в естественные законы природы, и пока чуда сверхъестест­венного не увижу, не поверю. И точка.

Года два прошло – не меньше. Летит наш герой на международную конференцию в Тбилиси. Дело было зимой, темнеет рано, а тут вдруг в самолете вырубился свет. И все в кромешной тьме– слышно только, как самолет хрипит-надрывается. А рядом с нашим героем шутник какой-то сидит, анекдоты травит.

Один анекдот был такой: «Плывет корабль, полный всякого люда – и члены правительства, и богачи, и артисты, и футболисты, и инженеры, – каждой твари по паре. И вдруг налетает буря, и корабль идет ко дну. И вот все они предстают пред Всевышним и дружно к нему вопиют: «Как же так, вон как нас было много – и утонули все без разбора!» А Он им отвечает: «Как это – без разбора? Знаешь, сколько времени Я именно вас на этом корабле собирал?»»

И тут вдруг что-то крякнуло, раздался страшный хруст, словно самолет начал разламываться на куски, все завопили, и это последнее, что запомнил наш естественник-маловер: у него все внутри словно оборвалось...

Очнулся он в самолетном кресле в глубоком снегу. Вокруг горы. Кавказ в вышине. Первый вопрос был: а где же сам самолет? Какой-то страшный сон. Все тело болит. Он попробовал встать – никак. Потом с трудом понял, что это ремень его держит. Он его отстегнул и хотел было встать, и вдруг увидел вот что: оказалось, что сидит он в этом кресле на уступе скалы – площадка всего три на три, и идти ему, собственно, некуда.

Во внутреннем кармане пиджака он обнаружил свой доклад, который начал было просматривать в самолете, пока там не погас свет. Достал зажигалку и стал поджигать листы в надежде на то, что вдруг этот огонь заметит какой-нибудь шальной вертолет и его спасет... Но бумага сгорала мгновенно, руки так окоченели, что не чувствовали ожогов. Хорошо еще, что в самолете было холодно, и он вовремя достал из портфеля плед, который ему дала с собой в дорогу его грузинская бабушка, и завернулся в него. Так теперь в нем и сидел. А она на этот случай и дала: «Генацвале, в полете на высоте – вечная мерзлота, а ты в плед закутаешься, подремлешь – как хорошо!»

Так жег он, жег свой доклад по листочку и даже не задумывался – что дальше-то делать? И тут только его осенило, что самолет-то его – упал! Упал... С двадцатитысячной высоты! Упал и разбился вдребезги – ни следа от него. Все погибли. А он – жив. Сидит вот в кресле на горном утесе, закутанный в бабушкин плед, и зажигалкой делает: щелк-щелк.

А следующая мысль: но так ведь не бывает. Так просто не может быть, по естественным законам. А если не может быть, то скорее всего, он тоже разбился, вместе со всеми, а это уже после смерти он так сидит, одинокий, в этом странном невероятном месте, в этих пустынных снегах, куда не ступала еще со дня сотворения мира нога человеческая?! Уж не в аду ли он? Да, даже так подумал.

И тут он понял: и в этом случае, и в том – то есть абсолютно в любом – все это противно природе, вопреки всей биологической науке. И если он разбился насмерть и при этом уже опять живой, и если самолет погиб, а он выжил, – это значит только то, что Бог есть... А если он выжил, то это Бог его спас. А если Бог его спас, то не просто так, а для чего-то. А если для чего-то, то его непременно сейчас найдут, пока он еще окончательно не замерз. А если его найдут, то он сразу же уйдет в монахи и будет служить исключительно Богу, как обещал.

И тут он закричал со своего уступа: «Господи, спаси меня еще раз! Я знаю, что Ты есть! Спаси меня, чтобы я мог тебе послужить!»

Так он сидел и кричал, и наконец поджег последний лист, потом вытащил из-под себя плед, хотел поджечь и его, пытался даже, но тут же понял, что гореть он не будет, а будет лишь медленно тлеть. И вдруг из-за скалы показался вертолет, и он принялся этим пледом махать что было сил. Он махал и кричал: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!», пока его не заметили. Вот так.

А потом он приехал в далекий монастырь и стал иеромонахом Иаковом. Каждый день он возносит сугубую молитву за тех, кто погиб тогда в самолете, – особенно же за шутника, рассказавшего свой последний анекдот. При некотором его цинизме именно в той трагической ситуации, в спокойные времена он вполне может быть прочитан как притча.